Marauders: Pumpkin juice! |
|
Hic sunt leones - Minerva McGonagall Педсовет - Alice Longbottom Уроки этикета - Remus J. Lupin |
|
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » Страницы прошлого » Haec hactenus
1. Участники: Lord Voldemort, Antonin Dolohov.
2. Дата и место действия: 6 ноября 1952 года, хижина в горах Албании.
3. Описание: немного философских бесед о создании хоркруксов и непредвиденных трудностях, которые сопровождают этот таинственный ритуал.
С тех пор, как Долохов путешествовал по Албании вместе с Волдемортом, многие удивительные вещи перестали его удивлять. Однако когда в один отнюдь не солнечный ноябрьский день лорд приказал ему уйти и не возвращаться до утра, он был удивлен: раньше самые сложные ритуалы они обсуждали и проводили вместе, и из приказа уйти можно было сделать лишь один вывод. Лорд решил сделать то, о чем Антонин не должен был иметь представления, и до сих пор это относилось лишь к одной теме.
Антонин отпустил Дорода на весь день, который провел, гуляя по Тиране и уделяя примерно равное внимание ее музеям и кабакам. Находиться в такую погоду на свежем воздухе было прегрешением против достижений архитектуры, давшей людям крышу над головой и центральное отопление. Вечер за игрой в кости прошел особенно удачно, и к его завершению Антонин располагал достаточной суммой, чтобы переночевать в одной из лучших гостиниц города. Ужин и удобная постель окончательно примирили его с тем, что он не увидит создания нового хоркрукса - что ж, всех знаний в мире все равно не получить, и он успел усвоить эту несложную истину.
В хижину, которая сейчас служила им временным пристанищем, Долохов аппарировал незадолго до рассвета, рассчитывая застать уже бодрствующего лорда, потребовать у Дорода завтрак и провести еще один неплохой день у очага в окружении книг и пергаментов, ведь вряд ли Волдеморт немедленно решит отправиться на поиски приключений после непростого ритуала.
Переступая порог дома, в котором не светились окна, что в такой час было легко объяснимо, Долохов удивился, как в нем холодно. Было похоже, что Волдеморт проводил свой ритуал не здесь и еще не успел вернуться, что, однако, никак не влияло на желание Антонина позавтракать. Он зевнул и зажег небольшой шарик света, который высветил картину, заставившую его замереть на пороге.
Лорд неподвижно лежал на полу в луже крови.
- Дород!
Антонин не думал в тот момент, что следует сделать эльфу; желание иметь под рукой помощника было вызвано не насущной необходимостью, а охватившей его паникой: он понятия не имел, что убило Волдеморта, и понятия не имел, не находится ли это же нечто здесь же. Но что бы это ни было, оно не нападало и присутствие его не ощущалось. Долохов приблизился к лорду, пощупал пульс на шее и с облегчением понял, что тот еще жив.
- Разожги огонь и запри дверь.
По его бессловесному приказу из сундука в углу вылетел кожаный футляр с самыми необходимыми зельями. Антонин выбрал кровевосстанавливающее и, оценив размеры кровавой лужи на полу, влил Волдеморту в рот полный пузырек. На первый взгляд рана у лорда была всего одна - глубокий порез на руке, который все еще кровоточил. Странно было, что такой сильный волшебник не смог залечить его, хотя обычно в таких обстоятельствах хватило бы одного заклинания... поскольку обстоятельства могли быть необычными, Долохов дополнительно применил бадьян.
Он переместил Волдеморта на кровать и раздел, проверяя, нет ли других повреждений. На шее у лорда оказался медальон с узнаваемой буквой S, которого Антонин не видел, никогда не слышал о нем никаких упоминаний, а потому теперь не решился трогать. Убедившись, что больше ран нет, он переодел Волдеморта в чистое, применил согревающие чары и укрыл одеялом, поскольку одних чар было недостаточно. Грязная одежда полетела в угол, откуда ее обычно забирал Дород. Нельзя было сказать, что ни на миг он не испытал искушения сохранить немного крови Волдеморта, чтобы она послужила ему гарантией защиты... но по здравом размышлении Антонин понял, что это не получится ни скрыть, ни правдоподобно объяснить, ни объяснить хотя бы так, чтобы это не стоило ему жизни или значительной части здоровья.
- Не трогай! - воскликнул он, обернувшись как раз вовремя, чтобы помешать Дороду коснуться незнакомого предмета, поблескивающего на полу, прямо там, где недавно лежал лорд. Предмет был диадемой тонкой и старинной работы, Долохов рассмотрел ее, когда заклинанием заставил взлететь с пола и зависнуть в воздухе. Этот предмет вызывал желание коснуться его, узнать, какая тайна в нем сокрыта, и это ощущение нельзя было ни с чем перепутать. Долохов уже испытывал его.
Он поместил диадему на самую дальнюю полку и защитил заклинанием недосягаемости, чтобы ни ему самому, ни Дороду не пришлось испытывать свое везение. Затем напоил Волдеморта еще одной порцией кровевосстанавливающего зелья, чтобы действовать наверняка.
Казалось, что лорд теперь погрузился в сон. Долохов потребовал от Дорода завтрак и быстро проглотил его, не успев придраться к тому, что, собственно, это было. Затем он уселся у постели лорда и стал ждать, время от времени проверяя пульс и убеждаясь, что сердце бьется ровно, это немного успокаивало его, хотя что может надолго успокоить в ситуации, когда больше ничего нельзя сделать, чтобы унять тревогу?
Пятый.
Путь к нему был долгим, очень долгим. Почти десять лет, с тех самых пор, как идея получить в свои руки легендарные вещи, принадлежащие Основателям, впервые захватила сознание Тома Риддла. Сложный путь. Самый сложный. Если кто-то думает, что легко обнаружить артефакт, спрятанный в "дуплистом дереве где-то в Албании", он очень заблуждается. Но диадема была найдена - магия в умелых руках способна на многое. Оставалась самая простая часть. Ритуал, который удавался даже пятикурснику. И с каждым разом проводить его было все проще. И этот, конечно, не должен был стать исключением. Но - он стал.
Кажется, Лорд понял, что все идет не по плану, когда мертвец начал комментировать разрез на его предплечье, сообщив, что тот скоро затянется и посоветовал углубить. Или уже после того, как воспользовался этим советом? Мертвец довольно улыбнулся, перехватил запястье державшей палочку руки и нажал куда сильнее, продлив разрез дольше. Похоже, он не против был бы довести его до горла, но маг вовремя перехватил инициативу и остановил непрошенного советчика. Третьекурсница с рейвенкло осмотрела рану со знанием дела и поделилась ценными воспоминаниями о том, как сама бывало резала себе руки, и от этого не умирают. Она говорила что-то еще о бессмысленности жизни и человеческом непонимании, о том, как тяжела жизнь тонких натур, но никому не было до неё дела. Как и всегда, в общем. Старухе было наплевать на кровь. Её интересовала только диадема. Она с восторгом цокала языком и сожалела только о том, что потеряла две жемчужины своей личной коллекции артефактов.
Их было слишком много, и они мешали работать. Наверно, где-то была допущена ошибка. Или, может, проблема была в том, что старший Риддл в момент произнесения ключевой формулы закричал о том, как ненавидит магию и пнул диадему так, что та откатилась? После этого гул возмущенных голосов стал невозможно громким. И он все усиливался, навсегда поселяясь в виске, превращаясь в головную боль. Ритуал был завершен, маг почти наверняка был уверен. Надо было остановить кровь, но заклинание почему-то лишь углубило и расширило рану. Но ведь он не мог ошибиться в такой простой магии?
Риддл уже не был уверен в этом. Он не слышал собственных слов, не слышал собственных мыслей. Когда он поднял руку для следующего пасса, то понял, что палочки у него нет. Мутным взглядом оглядев собравшихся, он заметил Тисовую в пальцах у кого-то из магглов, но в этот момент позвоночник пронзило раскаленным клинком, и он закричал.
Наверно было что-то еще. Но в сознание Том пришел уже когда в окна било солнце. Открыл глаза и тут же закрыл их опять. Закрыл бы еще и ладонями - свет резал не хуже тончайших лезвий - но поднять руки оказалось слишком сложно. Впрочем, он не удивился бы, если бы рук не оказалось вообще. Искусства не прощают ошибок, даже малейших погрешностей. Все должно было закончиться с криком, но почему-то все еще продолжалось.
Голосов больше не было слышно. Значило ли это, что мертвецы разошлись туда, где им самое место? Или они просто ждали удобного момента, чтобы вернуться? А может, и сейчас были рядом. Хотелось бы знать. Риддл все же поднял руку и, прикрывая глаза ладонью от света, открыл их. Видно было плохо, но одну человеческую фигуру он все же заметил и моментально направил в её сторону палочку. Нет, не направил. Потому что её не было ни в рукаве, ни в нагрудном кармане. Это окончательно привело в себя, заставило резким движением сесть на кровати и тут же пожалеть об этом. Но сдавать позиции было опасно.
- Моя палочка. Где?
Говорил совсем негромко, но слова давались на удивление просто. Похоже, кто-то предпринял необходимые меры. Но не все необходимые. Риддл попытался вспомнить, кто это мог быть, но любые события, кроме ритуала не спешили выстраиваться в памяти ровными рядами, ускользали от внимания и не давали возможности восстановить прошлое. По некотором размышлении он пришел к выводу, что это вполне могут быть последствия ритуала. Обычно Искусства давали ему силу, вступая в особый резонанс с магичей в его крови. Но в этот раз все выглядело так, как будто на недоступные высоты замахнулся обычный человек. Еще через несколько секунд фамильная гордость и амбиции проиграли схватку со здравым смыслом, и Том решил, что темномагический фон надо немного приглушить.
- Мне нужна мандрагора. И где, - он запнулся: сообщать тому, кто составлял ему компанию, о хоркруксе, даже не будучи уверенным, кто именно перед ним - не самая здравая идея. - Впрочем, не важно.
Отредактировано Lord Voldemort (2015-04-05 01:40:38)
Ожидание тянулось долго. Долохов с трудом мог найти себе занятие, от которого не отвлекался бы, чтобы еще раз удостовериться, что Волдеморт дышит. Его незначительный опыт обращения с больными говорил лишь одно: не следует будить спящих, поскольку сон приближает выздоровление. Однако он знал об этом слишком мало: колдомедицина входила в число его увлечений лишь ограниченно, в том минимально необходимой степени, которой было достаточно, чтобы не ощущать себя беспомощным в странствиях по незнакомым местам.
Возможная смерть Волдеморта пугала его по многим причинам, и не последней из них являлось то, что, будучи воскрешен кем-то из своих английских сторонников, он может спросить с Долохова за то, что тот допустил его смерть. Однако помимо этого соображения существовали и другие. Больше года сопровождая лорда, Антонин научился многому и знал, что может научиться еще большему, если сохранит учителю жизнь. И он был привязан к Волдеморту, уже не так слепо, как в школьные годы, когда весь мир Искусств казался ему замкнутым на одном человеке, но все так же искренне. Несмотря на определенные... сложности и минусы их общения. Все имеет свою цену, и Антонин придерживался мнения, что приобретенное им в полной мере стоило уплаченного. Если бы он мог изменить ход событий и вернуться в те школьные годы, то не стал бы менять ничего. С момента поступления в Дурмстранг это было самое счастливое и плодотворное время в целой его жизни, и Антонин хотел, чтобы оно продолжалось.
Волдеморт проснулся только через пару часов. Уже рассвело, в окна пробивалось непривычное для ноября яркое солнце, а Долохов испробовал все возможные тихие занятия в попытках провести как можно больше времени как можно скорее и в отсутствие широкого выбора остановился на созерцании деревянных стен, глядя на которые, можно было думать и о том, как прихотливо судьба выбирает для человека, под какой крышей он проведет следующую ночь, и о том, что без паутины в углах чего-то не хватает.
Лорд резко сел на кровати, когда Долохов поднялся и отошел размять ноги. Это было неожиданно, но по крайней мере давало надежду, что он не слишком серьезно пострадал
- Твоя палочка здесь. Медальон на тебе. Диадема убрана.
Поскольку Волдеморт щурился на свет так, словно тот его слепил, Антонин плотно задернул оконные занавеси, а затем снова подозвал аптечку, запасы в которой уже надлежало пополнить (он пообещал себе заняться этим при первой же возможности) и нашел настойку из корня мандрагоры. Разведя нужное число капель в стакане воды, он вернулся к кровати и вложил лорду в руку его палочку, прекрасно понимая, как должен чувствовать себя волшебник без привычного оружия.
- Возьми. А теперь выпей, это мандрагора, которую ты просил.
Тот человек, что был в комнате вместе с ним, заговорил. Лорд был уверен, что должен знать его, но как бы он ни пытался вспомнить, все усилия заканчивались провалом. Таким же провалом, какой зиял в памяти на месте другой, самой различной информации. Например, где они находятся. И когда.
То, что это не Хогвартс, Том понял уже по словам о медальоне. Он невольно поднял руку к хоркруксу на шее, убеждаясь, что он действительно там. Медальон - произведение не школьных времен, создан во время работы на Борджина, сразу перед отъездом. Отъезд неплохо вписался в картину, потянув за собой цепочку других воспоминаний, диадема тоже кое-как заполнила крупный пробел. А когда собеседник протянул ему стакан и палочку, Риддл наконец узнал и его.
Тисовая привычно легла в руку. Прятать её Лорд не собирался, хотя не собирался и использовать, но оружие дарило уверенность самим фактом своего наличия. Немного подумав, он все же выпил зелье, а затем оперся на стену, у которой стояла кровать, и закрыл глаза, ожидая, когда лекарство начнет действовать. Да и начнет ли вообще, в конце концов, универсальные средства против эффектов Искусств срабатывали, слишком уж разнообразной и многоликой была эта отрасль магии. Шум в ушах не стихал, и свет как будто пробивался сквозь слишком тонкие шторы и опущенные веки.
- Принеси диадему, Антонин. Я должен убедиться, что ритуал завершен. Должен понять, в чем ошибка.
Признавать ошибку было странно. Тем более, признавать вслух. Лорд не помнил, когда в последний раз делал что-то подобное, но сейчас сознание работало в каком-то странном режиме. По большому счету, он не мог с точностью сказать, полностью ли это его сознание. И не имел ни малейшего представления о том, каким именно образом проверить успешность создания артефакта - в литературе не упоминалось ни о чем подобном, разумеется, похоже авторы искренне считали, что если ритуал пойдет не так, интересоваться результатом будет просто некому. Возможно, они не так уж грешили против истины. Но сейчас необходимо было хотя бы получить вещь в руки. Возможно, ответы прийдут сами.
- Где тело маггла?
Память услужливо подбросила картины, на которых мертвец в компании единомышленников вполне самостоятельно покидал этот не слишком гостеприимный дом. Картины, не заставляющие сомневаться в своей реальности. В конце концов, разве не были реальны они все, те, чья единственная роль в жизни была ролью жертвы, необходимой для создания хоркруксов? Но вчера они вновь были здесь? Или не были? Тогда чья рука вела его палочкой, почему он едва не убил себя этой ночью?
- Что здесь происходило, когда ты пришел? Здесь, - он запнулся, но продолжил почти сразу, в конце концов, ему не было дело до того, что надумает русский о его психическом здоровье, - был еще кто-то? Следы постороннего присутствия?
О важности медальона для Волдеморта сейчас свидетельствовало то, что он немедленно нащупал на шее цепочку, проверяя на месте ли его вещь. На взгляд Долохова лорду следовало снова лечь и попытаться уснуть, но не будучи ни опытным целителем, ни любителем испытывать на себе чужое недовольство в связи с непрошеными советами, он лишь забрал опустевший стакан и передал его Дороду, а затем отменил чары недосягаемости, призвал диадему и рискнул коснуться ее незащищенной рукой, передавая лорду. Прикосновение было коротким, но весьма содержательным: Антонин почувствовал, что держит в руках не просто предмет, а предмет, заполненный некоей сущностью, содержащий нечто живое, и это живое на мгновение дотронулось до его сознания, как он дотрагивался до его оболочки. Что бы ни произошло этой ночью, диадема содержала частичку души Волдеморта точно так же, как и кольцо.
- Ты допустил в этом ритуале ошибку и выжил? - спросил Долохов с невольным ужасом и уважением. - Что случилось?
Лорд совершал ритуал не в первый раз, более того, освоил его еще в школьные годы, и Антонину было бы трудно поверить, что он мог сейчас допустить неточность или не справиться с магией, к которой прибегал.
- Тело маггла Дород спрятал в лесу. Он доставит его назад, если нужно.
Тело выглядело удивительно безобидно для предмета, использованного в ритуале производства хоркруксов, и сложно было понять, изменилось ли оно вообще по сравнению с прижизненным состоянием. Маггл был крестьянином средних лет, и на его лицо сохранилось выражение не самого интеллектуального изумления происходящему, и больше ничего - ни страха, ни испуга, что создавало умиротворяющее впечатление, что смерть лишь избавила его от множества бытовых хлопот.
- Ты был один, лежал на полу в луже крови, - вопросы удивили Долохова. - Я не заметил больше никого... или его следов. Кто-то должен был сюда явиться? Кто?
Задавать Волдеморту слишком много вопросов о предмете, который, по его мнению, должен был оставаться для Долохова неизведанным, не могло считаться умнейшим ходом в этой ситуации. Антонин, впрочем, очень хорошо понимал, что это может быть его единственной возможностью узнать хоть что-нибудь на многие годы вперед, и его любопытство мало-помалу преодолевало его осторожность.
Он подозвал низенькую скамейку, на которую уселся по левую руку от лорда, и поставил поблизости медикаменты, которые могли бы пригодиться.
- Так происходит каждый раз, когда ты создаешь хоркрукс? Ты не предупредил, что после ритуала может быть полезным мое присутствие, и не позвал, когда не смог остановить кровь.
Последствия этого, если бы Антонин решил задержаться еще на час, могли быть самыми печальными, а он мог задержаться, поскольку точное время его возвращения оговорено не было. Но Волдеморт, если бы осознавал опасность, не стал бы так пренебрегать ею, поэтому чем больше Долохов думал об этом, тем более странной казалась ему вся эта ситуация, и он вновь возвращался к удивлению при мысли, что кто-то сумел выжить, ошибившись в одном из самых сложных и неизученных ритуалов Искусств.
Том взял в руки диадему, не открывая глаз, провел рукой по серебру тончайшей работы, останавливаясь на драгоценных камнях, теперь обжигающих холодом. Не нужно было смотреть на неё, чтобы почувствовать, что теперь это нечто большее, чем просто древнее украшение, так и не давший достаточно ума ни владелице, ни её дочери. Артефакт излучал магию, которую невозможно было не заметить.
- Да, - звучало без особой уверенности. Риддл покачал головой. - Нет. Я провел ритуал правильно. Но что-то произошло.
"Что-то". Отличное определение, демонстрирует вдумчивый анализ и тонкое чувство ситуации. Но что еще мог он сказать?Вспоминал ход ритуала минута за минутой, и мог точно сказать, что его действия были абсолютно правильными, выверенными, без намека на ошибку. В таком случае, что могло помешать? Внешние факторы? Разве они могли иметь какое-то влияние? Темная магия как будто сплетала кокон, не дающий среде возможности повлиять на происходящее внутри.
Мандрагора не действовала или действовала как-то неправильно. Память возвращалась, да и мысли теперь приходили проще, не провоцируя каждый раз волну головной боли. Но этих мыслей стало как будто слишком много, и каждая стоила того, чтобы ею поделиться. Риддл уже готов был решить, что в поданом ему стакане был веритасерум, но по здравом размышлении отбросил эту мысль: ложь в словах Долохова он должен был бы распознать, но лжи не было. Что ж, значит с последствиями придется справляться только своими силами, не впервые.
- Никто не должен был. Но они были здесь. Каким-то образом они были. Ну разумеется, они не могли оставить следов, они ведь все мертвы. Девчонка с Рейвенкло. Старуха. Том Риддл, даже этот чертов маггл смог найти обратный путь. При жизни ему было куда меньше дела до моего существования. Разве именно это подразумевалось под победой над смертью?
В какой-то момент Том перестал замечать, что в комнате присутствует кто-то еще, кроме него. Нет, конечно, он отдавал себе отчет в том, что здесь есть человек, который помог ему, дал необходимое зелье, убрал из комнаты тело и сейчас задавал свои вопросы. Но был ли это в самом деле другой человек? Содержательно беседовать, пусть и в письменной форме, можно было и с дневником, например, тот достаточно разумно отвечал на вопросы и даже пытался задавать свои. Может быть и Долохов - не более чемстранное отражение его самого? Лорд отвечал на вопросы совершенно спокойно, не стараясь что-то скрыть. Он как будто вел внутренний диалог, только вел его вслух. Ничего удивительного он сам в этом не видел: вопросы были правильные, чтобы разобраться в том, что случилось, надо было ответить, в первую очередь, именно на них, какими бы очевидными ни казались ответы. Начинай с простого.
- Нет, не каждый. Раньше не случалось. Первый раз был сложным, не было никакой подготовки, и мне было шестнадцать - я недооценивал Искусства, слишком мало знал о них.
Но и тогда все было по-другому. Он отдавал себе отчет в каждом своем действии, несмотря на несколько недель после этого бессонницы, смог сделать так, чтобы о ритуале никто не узнал, смог уберечь Хогвартс от закрытия, смог, в конце концов, сдать экзамены. А сейчас почти убил себя - собственной рукой, если принимать за истину, что здесь в самом деле никого не было.
Риддл попробовал вспомнить, почему не вызвал Долохова, когда понял, куда заводит его ритуал. Кажется, он просто не вспомнил о его существовании тогда. Магия замкнула кольцо, отрезая его от внешнего мира, от прошлого и будущего, концентрируя в себе все время и пространство мира. Контролировал ли маг свою силу? Или же сила контролировала мага? Сейчас в его сознание пробивалось понимание того, что по сути это абсолютно одно и то же, а разница существует только для тех, кто остался на предыдущей ступени, на той, с которой невозможно увидеть новые горизонты.
- Нет, я не ошибся, Антонин, - на лице Волдеморта появилось подобие победоносной улыбки, и он наконец открыл глаза, заставляя себя привыкнуть к свету. Глаза болели и слезились, изображение было нечетким и каким-то плоским. Или наоборот - сверхобъемным, не вмещающимся в три привычные измерения. - Остался последний - и я перешагну эту границу. Последний шаг, понимаешь? Нужно только найти достойное вместилище.
Волдеморт внимательно ощупал диадему. Он по-прежнему не открывал глаз, словно свет продолжал слепить его, хотя в их жилище уже установился полумрак, и сделать еще темнее означало бы, что уже Долохов не сможет уверенно ориентироваться в пространстве.
Ритуал был совершен правильно - впрочем, Антонин с трудом мог представить себе человека, научившегося создавать хоркруксы, решившего поделиться этим знанием с другими почитателями Искусств и сделавшего в своем описании ритуала упор на безопасность того, кто его проводит. Цель ритуала - готовый хоркрукс, а желающие выжить, вполне вероятно, должны изыскивать способ добиться этого самостоятельно. Долохов еще раз убедился, что достижение этой вершины магического искусства больше его не заботит.
- Ты запомнил, что произошло? - спросил он, не рассчитывая на то, что ответ последует и будет понятен.
Уже не раз в экспериментах с магией он сталкивался с ситуациями, которые возможно осознать только так: что-то произошло. Не всегда возможно понять, что именно происходит, кроме того, что мир вокруг превращается в бушующий хаос, и все действия, которые ты можешь предпринять, не могут ничего гарантировать, и безопасность в первую очередь. Понимание, что произошло, может прийти гораздо позже, с опытом, а может и не прийти вовсе, и разумеется, спастись гораздо важнее, чем разобраться, каким же образом все пошло не так...
Волдеморт заговорил снова, и Долохов понял, что он видел мертвых, нет, больше того - не просто мертвых, а людей, которых он убил, возможно - чтобы разделить свою душу на множество частей, тогда их должно быть не менее трех, и диадема - четвертый, а может быть, их было и больше.
- Сколько хоркруксов ты сделал? - спросил он.
Лорд теперь говорил так, словно размышлял вслух или обращался к самому себе, поэтому Долохов решил, что его вопросы не пойдут во вред. К тому же в последней реплике он услышал нечто интересное - имя. Только английский маггл в этом перечне имел имя, и только он был связан с Волдемортом лично, больше того - был осведомлен о его существовании, и уже этим выбивался из общего ряда.
- Том Риддл, - повторил он. - Кто это?
Выбрать человека, которого знаешь лично, для создания хоркрукса... в этом было нечто символичное и по-своему красивое, ведь красота не обязана быть доброй или нравственной. Антонин задумался над сложностью подобной связи, хотя, возможно, она не оказывала никакого влияния на свойства хоркрукса, но возможно, все-таки оказывала, и вся сложность идеи исследовать этот вопрос сколько-нибудь надежно лишь подстегивала воображение.
- В шестнадцать, - Долохов повторил это, не скрывая восхищения.
За год путешествий у него было много времени, чтобы привыкнуть к тому, как мало подходят Волдеморту человеческие мерки, те, которыми руководствовался внешний мир. Лорд отличался от прочих слишком сильно (и слишком выгодно), казалось, что Искусства сами благоволят ему, что было очень странно для Искусств, но иного объяснения найти было нельзя.
И все же создать первый хоркрукс, когда большинство школьников мечтают лишь о том, как бы списать домашнее задание... Это было непостижимо.
Почти настолько же непостижимо, как готовность повторить ритуал для создания еще одного хоркрукса, что сейчас могло показаться только безумием. Однако Долохов предпочел воздерживаться от подобных оценок, поскольку увидел в глазах Волдеморта знакомый блеск, говорящий, что он снова слишком близок к тому, что увлекает его, и скорее всего, он снова прав.
- Что ты хочешь увидеть за этой границей?
Что произошло? Вопрос, который многое бы решил. Жаль, что единственным ответом, которые мог дать на него Том был почти затянувшийся шрам, рассекающий левую руку. Произошла ошибка - но ошибки не было. Произошло то, что должно было и до сегодняшней ночи убить его уже четыре раза. Но он был жив, и хоркруксы существовали. Парадокс? Разумеется, Искусства без парадоксов были бы просто ремеслом.
- Шесть частей - пять артефактов. Не хватает одного для того, чтобы эта система обрела стабильность. Может быть, дело именно в этом, в недостающей части? Я должен заняться этим в ближайшее время.
Должен - но не будет ли это значить опять подвергать себя такой же опасности? Или предложить Долохову контролировать процесс? Но нет, невозможно. Да и другие сложности были.
- Но у меня нет подходящего вместилища. Не думаю, что мне когда-нибудь удастся получить меч Гриффиндора, но и другие легендарные артефакты, их не так просто обнаружить, нужны долгие исследования. Время. У меня теперь есть время, но сейчас оно необходимо мне для другого. Слишком много незаконченных исследований. И ситуацию в Британии уже скоро потребует моего вмешательства.
Ждать еще каких-нибудь чудес исцеления от мандрагоры было бесполезно. Может быть, стоило попробовать другие зелья, но познания слизеринца в этом предмете, увы, заходили не намного дальше школьной программы. Была бы здесь Оливия, была бы здесь Вэл - они могли бы помочь. С другой стороны, демонстрировать кому-то из них свою слабость - нет, эта помощь не стоила бы того. Все еще щурясь от света, едва пробивающегося сквозь занавески, Риддл наконец поднялся на ноги, большей частью для того, чтобы проверить, насколько он может контролировать собственное тело. Медленно прошел по небольшой комнате, стараясь оставаться спиной к окнам. Что ж, пусть и преодолевая слабость, но ходить он вполне мог, ритуал, похоже, не слишком повлиял на физическую оболочку, затрагивая, в первую очередь, сознание. Осталось разве что проверить, не пострадала ли моторика пальцев, может ли он все так же свободно творить заклинания.
- Том Риддл, - повторил Наследник вслед за Долоховым, как будто выплевывая с презрением это имя. - Чертов маггл, который дал мне жизнь и своё маггловское имя впридачу, даже не зная об этом. Ненавидел магию и магов, и поэтому должен был умереть именно так, и должен был стать материалом. Настоящая радость для родителей - стать залогом долгой и счастливой жизни своего ребенка, не правда ли?
Он рассмеялся громко и совершенно искренне. Ситуация и правда отдавала прекрасным символизмом, а магия, как известно, должна иметь не только прикладное применение, но и быть при этом искусством, пусть его и не каждый в состоянии понять. Перстень Певереллов, впитав в себя маггловскую кровь, стал сильнее, точно так же, как становился сильнее потомок нескольких древних магических родов, принося эту маггловскую кровь в жертву собственному бессмертию. Точно так же, как станут сильнее те, кто по праву владеет магией, когда грязная кровь магглов и их потомков омоет их мир.
Мысль настолько захватила Риддла, что вопрос соратника прозвучал для него более чем неожиданно. Маг резко обернулся и еще несколько секунд пытался понять, что хочет услышать от него русский, если ответы более чем очевидны.
- Сырую необузданную магию, Антонин, ту, которую не видел и не покорял еще никто. Новые возможности, легендарные возможности, недоступные человеку. Возможности, очерченные лишь новыми границами, которые рано или поздно я вновь переступлю. Разве не этого мы добиваемся? Разрушения тех стен на пороге великих открытий, которые ограничивают, сковывают нас. Разве ты сам не хотел бы перешагнуть через эти условности, познать новое, пусть не ради какой-то другой цели, а ради самой магии? Разве ты не чувствуешь, что тебе мало того, что уже у тебя есть?
Отредактировано Lord Voldemort (2015-04-18 16:53:04)
Идея разделения души никогда не пугала Долохов так, как могла бы пугать людей, более озабоченных состоянием этой бесплотной части своего существа. Скорее его смущал риск потерять при подобном разделении часть своих воспоминаний, умений, а может быть, даже и возможностей. Однако сейчас он видел перед собой человека, который, совершенно очевидно, ни секунды не страдал от ограничения возможностей, а даже наоборот, и он задумывался о дальнейшем преобразовании себя. Долохов поколебался, не решаясь задать самый важный для него сейчас вопрос, но в конце концов уже не мог не спросить:
- И каково это? Ты ощущаешь отделенные части? Можешь управлять ими? Что в тебе изменилось?
В этом и мог скрываться секрет той удивительной способности к сложнейшему волшебству, которую нельзя было не заметить за Волдемортом при первом же знакомстве: он сам сделал Искусства частью себя или себя - частью Искусств, пограничным явлением между человеком и магией. Это вызывало восторг и в то же время ужас, поскольку Долохов впервые так близко столкнулся с тем, что называлось "не в полной мере быть человеком", и он понял, что никогда не сможет переступить ограничения, заданные его человеческой сущностью, что как бы заманчиво ни казалось с головой окунуться в Искусства и как бы успешна ни была эта модификация, сам он не хотел бы стать чем-то подобным, даже если бы Волдеморт не угрожал ему смертью. Однако возможность наблюдать эту трансформацию, а если звезды будут благосклонны, то и содействовать ей, была одним из самых драгоценных подарков, которые могла дать ему жизнь.
- Какое вместилище ты хочешь теперь? - спросил он, вспоминая артефакты, которые могли бы послужить этой цели и которые были сейчас досягаемы, но ни один из них пока не вдохновлял.
Волдеморт поднялся на ноги и прошелся по их скромному жилищу. Его движения были неуверенными и скованными, но он больше не походил на умирающего, как несколько часов назад. Долохов внимательно следил за ним, не поднимаясь со своего места у кровати, чувствуя, что не должен сейчас отвлекаться на что-то другое, кроме слов лорда.
Маггловское имя не подходило ему настолько же абсолютно, насколько не подошло бы иное призвание, кроме изучения Искусств. Антонин был совершенно согласен с тем, что тому магглу следовало умереть, а если своей смертью он сумел принести пользу - то чего еще можно было бы желать?
- Полагаю, это было справедливо, - произнес он с легкой насмешкой, призванной лишь отозваться на смех Волдеморта. - Они должны подчиниться магии или быть наказаны за неподчинение. Этот маггл узнал, что подарит бессмертие своему сыну?
Если следовать канонам справедливости и гармонии, то должен был узнать; именно такой исход повествования казался бы Долохову удовлетворительным для героя, который смел ненавидеть мощнейшую стихию, с которой мог познакомиться в своей никчемной жизни.
Именно об этом и заговорил Волдеморт, когда внезапно обернулся. Антонин внимательно выслушал его, глядя снизу вверх и по-прежнему не поднимаясь со своего места.
- Да, - произнес он не сразу. - Мне мало того, что я знаю и умею, и я хочу больше, гораздо больше, чем имею сейчас. Я чувствую в себе силы, которым сейчас слишком мало применения, и я готов учиться. Но ты очертил мне границу, и я не стану ее переступать.
Это была правильная формулировка, верно отражающая и тот запрет, что Волдеморт озвучил в первый день их совместного путешествия по бескрайнему миру магии и по той стране, которая для него неизменно оставалась Албанией (хотя то место, где они остановились сейчас, было Албанией и для всех остальных). И в то же время она не противоречила тому, что персонально для Долохова лорд очертил границу и своим личным примером тоже.
- Но кажется, и до тех пор достаточно стен, которые неплохо было бы снести.
Каково это? А и в самом деле, каково? Том никогда не пыталсся ответить на этот вопрос, хоркруксы создавались не для того, чтобы почувствовать что-то необычное или как-то повлиять на самочувствие, совсем с другими целями. Конечно, он замечал некоторые перемены, но никогда не считал их каким-то значимым результатом ритуала, хотя они иногда были весьма полезными. Сейчас же вопрос прозвучал, и некоторое время, довольно долго, честно говоря, Риддл молчал, пытаясь дать не просто достаточно полный ответ, а еще и сделать его понятным. По большому счету, для многих явлений в языке просто не было слов. Во всяком случае, в том языке, который использовали люди.
- Это... по-другому.
Нет, нужные слова подобрать было совершенно невозможно. Во всяким случае, в таком состоянии. Объяснить, что создавая такие вещи становишься - становишься, а не просто чувствуешь себя - более чем человеком? Когда место каждого осколка дущи заполняет собой магия, опутывая оставшуюся часть и дополняя её так, что душа становится еще более целостной, чем была раньше? Нет, едва ли и эти слова были правильными, хотя наверно, они и были ближе всего к истине. Как бы то ни было, кое о чем Риддл мог заявить с полной уверенностью.
- Я становлюсь сильнее с каждым созданным хоркруксом. Искусства подчиняются мне охотнее, чем кому-нибудь. То, на что у других уходят годы, я получаю почти моментально, без долгих тренировок. Магия... как будто видит во мне часть себя.
Он замолчал опять, понимая, что объяснения звучат нелепо, куда более нелепо, чем вопросы, растерянно повертел в руках диадему. Какими бы странными не были слова, они не могли не быть истиной, и этому уже существовали вполне конкретные доказательства.
- Невербальные Непростительные, они начали удаваться как раз после создания первого.
Если говорить начистоту, то не меньше, чем через пару недель, после того, как сознание опять смогло нормально функционировать, избавившись от последствий. Или не избавившись, но приняв их. Были, конечно, и другие, незначительные мелочи, вроде того, что совсем короткого сна теперь вполне хватало, обострившегося зрения и прочего. Или того, что упадок сил, настоящая усталость теперь появлялись в случаях, когда долгое время не было возможности прикоснуться к Искусствам. В некотором роде, эта необходимость черпать в Темной магии силу была вполне естественной.
- Нет, я не могу управлять ими. Чувствую их? Я не понимаю, что это могло бы значить. Ты говоришь о том, чтобы предсказать поведение артефактов?
Или нет? Может быть, о том, сможет ли Лорд почувствовать, если хоркрукс будет уничтожен? Том застыл посреди комнаты, попробовал почувствовать какую-нибудь особую связь, но ничего, кроме самых естественных вещей, вроде тяжести холодного перстня на пальце или такого же ледяного серебра диадемы в руках, ощутить не смог. Это было открытием, худшим, пожалуй, за все время, которое прошло со школьных времен. Хуже даже, чем то, что он едва не убил себя сегодня своей же рукой. Значит, все могло быть бесполезным. Они могли бы быть уничтожены - и он даже не узнал бы. Наследник оперся спиной о стену и закрыл лицо руками в совершенно неосознанном жесте отчаяния. Необходимо было думать о том, как защитить их. Носить все время при себе - это глупо. Нужны были достойные хранилища, те, которые в самом деле могли гарантировать безопасность. В Англии, разумеется, чтобы всегда была возможность моментально проверить их целостность.
На следующий вопрос он опять ответил не сразу, пытаясь отвлечься от навязчивых и не дающих покоя мыслей, впрочем безуспешно.
- Еще одно вместилище? Я еще не думал об этом. Что-нибудь знаковое, очевидное, может быть, настолько очевидное, что никому даже в голову не придет... - голос сорвался неожиданно, и Том не смог сдержать приступа кашля, который буквально заставил согнуться. Продолжить удалось не менее чем мерез минуту. - Что-нибудь, что сможет защитить себя самостоятельно в случае опасности. Что-нибудь, что я смогу контролировать по-настоящему.
Мысли опять возвращались к опасности, той самой, которой, как ему казалось, удалось избежать. К опасности собственной смерти, безвозвратного пути за известную грань, во тьму, и совсем не такую, которой невежды считали Темную магию. Во тьму полную и абсолютную. И все же он пытался говорить, чтобы хоть как-то заставить отступить охватывающую его панику.
- Справедливость - разве это не первый урок, который дают нам Искусства? Этот маггл не мог бы понять этого, даже если бы я вложил эту мысль в его сознание, используя легилименцию. Она так и осталась бы единственной здравой мыслью в его голове, совершенно чужеродным образованием. Каждому - свое, и ему не нужно было понимание.
Бесполезно. Страх брал верх. Маг опять начал ходить по хижине. Тисовая скользнула в пальцы, только чем она могла помочь, если ужас сжигал изнутри без всякой внешней угрозы. Он резко остановился напротив Долохова, перехватил его взгляд и опять заговорил, с трудом переводя дыхание и едва ли понимая, что именно несет.
- Но это всего лишь одна граница, но множество других направлений для тебя открыты. Почему ты теряешь время? Уверен, что у тебя его много? Сколько времени ты ежедневно уделяешь практике?
Долохов не думал о том, что хочет услышать в ответ на свой вопрос. Если бы он задумался, то, возможно, и вовсе не стал бы его задавать, поскольку магия очень условно относилась к тем предметам, которые можно описать абстрактно. Разве сам он, даже если бы и пожелал этого от всей души, мог бы рассказать человеку, далекому от Искусств, каково это - прикоснуться к доселе неведомым силам? Навряд ли у него хватило бы на это слов, ведь язык - лишь один из способов постижения и отражения мира, а Искусства дают несоизмеримо больше.
Поэтому он знал, что все действительно по-другому, и лучше об этом не сказать.
Каждый волшебник - это не просто человек, это соединение человека и магии, а то, что проделывал Волдеморт, не просто уменьшало человеческое в его природе, но заменяло человека. Немногие решались прибегнуть к созданию хоркруксов, и еще меньше волшебников создавало больше одного хоркрукса - возможно, испугавшись происходящих с ними перемен, а возможно, удовлетворившись уже полученным. Долохов сожалел, что слишком мало знает о них, но это было и закономерно: большие изменения в натуре человека приводят в том числе к тому, что он больше не заботится сообщать своему прежнему окружению о своей жизни и своих планах.
- Ты умел пользоваться невербальными Непростительными в шестнадцать?
Сам Долохов до сих пор не освоил ни одно из них, поскольку упражняться дома было затруднительно, в школе - еще затруднительнее, а в ситуации, когда отдельные заклинания вдобавок поставлены вне закона, это сулило еще и неоправданные риски. Любой из его завистливых братев охотно отправил бы Антонина в объятия дементоров, даже если это не принесло бы ему ни малейшей выгоды. Со школьных же времен ему и без того было чем заняться, начиная с создания инферналов.
- И никто не замечал этого? Не видел, на что ты способен? Не пытался остановить тебя?
Вопрос о том, ощущает ли лорд связь с хоркруксами, принес неожиданный эффект. Волдеморт оперся о стену и закрыл лицо руками, словно только что в голову ему пришло нечто ужасное. Долохов поднялся со своей скамейки и сделал пару шагов к нему, чтобы вмешаться, если лорду станет хуже, но он не понимал, что могло вызвать такое отчаяние, помимо перспективы уничтожения хоркруксов без ведома хозяина. Но ведь Волдеморт не мог бы просто сложить их на полке, не позаботившись защитить?
Пояснять, что он имел в виду, было поздно, лорд уже понял из его слов то, что хотел понять. Антонин продолжал лишь стоять наготове, не вмешиваясь до тех пор, пока его помощь не станет абсолютно необходима, и даже когда лорд закашлялся, он медлил, дожидаясь жеста, который может быть приглашающим. Не всегда безопасно давать человеку понять, что ты видишь его слабость, и Долохов пока мог позволить себе не видеть.
- Твой перстень вполне способен себя защитить... но в ситуации реальной угрозы спасаются только живые существа. Но поместить часть души в другое существо?..
Эта мысль захватывала дух. Во всех описанных случаях маги использовали предметы - не наделенные волей, разумом в той или иной его форме и инстинктом самосохранения вещи. И даже если бы речь пошла о животном, взаимодействие даже его рассудка с частью человеческой души обещало быть безмерно интересным... может быть, разрушительным, но интересным чрезвычайно. Долохов смотрел на лорда с воодушевлением, ожидая, что если идея и будет отвергнута, то с полезными комментариями.
Маггл по имени Том Риддл, отец великого волшебника по имени Том Риддл, до конца своей жизни так ничего и не понял, и назвать ее бессмысленной нельзя было лишь потому, что кое-что осмысленное - пусть и неосознанно - он сделать успел. Но больше он не сделал ничего, а потому заслуживал забвения, тем более что Волдеморт, по-прежнему встревоженный, зашагал ко дому, и в его руках появилась палочка. Антонин не потянулся за своей, но был готов вынуть ее в любой момент.
- Никогда нельзя быть уверенным в подобном. Уже полтора года я уделяю практике все свое время, которое не занято сном или едой. Ты недоволен мной?
Риддл посмотрел на русского удивленно, уверенный в том, что не понял вопрос.
- Остановить… меня?
Нет, определенно, Долохов имел в виду именно то, что сказал. И это было странно. Кто бы в самом деле мог пытаться остановить Наследника Слизерина? Однокурсники, которые знали о наследии? Нет, конечно. Диппет? Смешно. Дамблдор? Не смог даже лишить его значка старосты. Том задумчиво покачал головой.
- Люди верят в то, во что хотят верить, Антонин. Они совершенно точно знают, что от подростка не стоит ожидать создания хоркрукса, или владения Непростительными, или превращения факультета одиночек в высокоорганизованную структуру. Это знание иногда мешает видеть очевидное.
Даже странно, как эта сентенция вписалась в дальнейший контекст. Думал ли раньше кто-то из магов о том, чтобы поместить часть души не в предмет? Вряд ли, все просто знали, что это невозможно. И он сам сделал бы ту же ошибку, принял бы аксиому, хотя аксиомам в Искусствах не место.
- В живое существо?
Мысль не приходила ему в голову раньше, мысль о том, чтобы гарантировать бессмертие тем, что довольно скоро умрет само по себе. С другой стороны, возможно, не умрет. Никто, по понятным причинам, не проводил исследования, чтобы ответить на вопрос, как такого рода ритуал меняет живой объект. Артефакты становились почти неуязвимыми, но могло ли то же самое произойти с существом? Похоже, был только один способ выяснить, но способ слишком опасный сейчас, когда последний из хоркруксов едва не убил собственного создателя.
И все же идея была любопытной, в первую очередь, тем, что едва ли кто-то смог бы ожидать подобного хода и предугадать его. Страх отступил на второй план, уступая место научному интересу. Том отошел от стены, сделал несколько шагов в сторону Долохова, неспешно обходя его и внимательно рассматривая, словно обдумывая что-то. В конце концов, если принять мысль о создании хоркрукса из живого существа, можно ли было найти более удачный объект, чем тот, который сейчас был перед ним?
- В такое, которое сможет в случае необходимости защитить себя, - Риддл размышлял вслух, не придавая никакого значения тому, слушают его или нет. – В такое, которое я смогу контролировать. Это могло бы стать взаимовыгодным сотрудничеством, не так ли?
Конечно, некоторая… разумность объекта могла помешать. С другой стороны, разве не стала бы она дополнительной гарантией того, что хоркрукс будет в безопасности? Да, неизученность этой отрасли магии, непредсказуемость взаимодействия части души с человеческим телом и, собственно, душой другого мага оставляли некоторые сомнения, но азарт захватил его настолько, что Волдеморт, пожалуй, готов был пойти на риск. И даже, возможно, смириться с тем, что один из хоркруксов будет вовсе не таким знаковым предметом, как остальные. Хотя разве использование живого существа в этом качестве, возможно, впервые в истории магии, само по себе не было вехой, достойной того, чтобы запечатлеть её?
- Можно быть уверенным, что ты делаешь все возможное, чтобы стать сильнее, Антонин. А иногда и то, что ранее считалось невозможным. Тренироваться каждую минуту свободного времени – это, конечно, неплохо. Но, может быть, того же или лучшего результата можно добиться другим путем?
Предвзятость часто меняет всю картину и делает людей невосприимчивыми к тому, что, казалось бы, должно не просто бросаться в глаза, а слепить их, но предвзятость кроется и в том, чтобы быть уверенным, что ты сам никогда не совершил бы ошибки. Долохов был искренне согласен с тем, что окружавшие Волдеморта в юности люди оказались чудовищно предвзяты, не разглядев в нем того, что следовало бы разглядеть, но вынужденно признавал, что и сам он всегда был предвзят, иначе разве его удивляли бы такие умения в человеке, ненамного старше его самого. Возможности каждого волшебника в Искусствах определяет не то, сколько он прожил, а лишь то, насколько упорно он готов заниматься и расположена ли к такой магии его природа.
И даже то, что с момента знакомства с Волдемортом Антонин старательно пытался раздвинуть границы своего восприятия, он вряд ли мог считать себя действительно свободным от шаблонов, даже в области, которая шаблонов не принимала.
В доказательство этого тезиса в его слова оказался вложен смысл, который, должно быть, оказался бы заметен любому стороннему слушателю, но которого сам Долохов не видел до сих пор, иначе он подумал бы трижды, прежде чем отвечать. Теперь же он застыл на месте, глядя в стену, пока Волдеморт обходил его и внимательно рассматривал. Осознать свою неготовность к определенного рода жизненным переменам и через несколько секунд получить предложение, которое при других обстоятельствах было бы более чем заманчивым, - это заставляет на время замереть, пока ловушка не захлопнулась слишком плотно.
Антонин не мог заставить себя ни согласиться, ни отказаться, понимая, как высок риск в обоих случаях, и его воодушевляла только одна вероятность: что может быть, оправившись после ночного ритуала и приведя мысли в порядок, уже с холодной головой, лорд сам откажется от этой идеи, и требовалось дать ему достаточно аргументов для этого.
Долохов повернул к Волдеморту голову, и ему показалось, что он не двигался уже тысячу лет, но не следить сейчас за движениями палочки лорда было невозможно.
- Ты делаешь мне честь таким предложением. У меня есть еще множество вопросов, но если ты не намерен проводить ритуал в ближайшее время, мы успеем найти на них ответы...
Но в ближайшее время, он был уверен, Волдеморту не хватит ни на что подобное сил и безрассудства, ведь эта попытка не убила его лишь чудом, и неизвестно, сколько времени понадобится на восстановление, поскольку Искусства не любят ограничиваться повреждениями, которые слишком легко залечить...
- Я опасаюсь, что нахождение двух душ в одном теле может стать сложностью, и если не предусмотреть каких-то мер, одна может разрушить другую. Возможно, твоя разрушит мою, и тогда не будет никакого прока от того, что тело когда-то принадлежало мне. Возможно, моя разрушит твою, и тогда ты будешь рисковать напрасно. Возможно, погибнут обе, и мы оба проиграем. Возможно, сохранятся обе, но я потеряю рассудок, а ты либо не сможешь меня контролировать и убьешь, либо я стану не лучше любого из этих предметов...
Долохову не нравилась ни одна из этих перспектив, но для Волдеморта были в той или иной степени невыгодны все они, и можно было надеяться, что это перевесит желание провести рискованный опыт. Он оторвал наконец взгляд от палочки в руках лорда и посмотрел ему в лицо.
- Нам нужно очень много новой информации.
А собственно, почему бы и не в ближайшее время? Да, конечно, последний ритуал был утомительным, но разве не Искусства всегда подпитывали его силы? Риддл не задумываясь готов был начать хоть сейчас, была бы под рукой подходящая жертва. Голос разума как-то тихо и не очень уверенно пытался внушить ему, что это плохая идея, но магия в его крови говорила громче, а может и не говорила, она звучала вагнеровскими мотивами, не давая рациональному шанса пробиться и заявить о себе в полной мере.
Долохов боялся, это было видно невооруженным глазом. Возможно, Лорду стоило бояться тоже, в конце концов, все, что говорил русский, имело смысл. Но страха не было, даже извечного страха смерти. Сколько бы маг ни отрицал, его не получалось преодолеть даже созданием пяти хоркруксов, и отступал он лишь в те моменты, когда душа переполнялась Искусствами, во время ритуалов или тогда, когда сложные заклинания темной магии сплетались, отсекая, отторгая лишнее и человеческое, оставляя лишь то, что было необходимо. Так и сейчас лихорадочная жажда деятельности брала верх над любой логикой, и аргументы, которые приводил Антонин казались не более чем поводами. На них можно было бы просто не обращать внимания, но сложно было не понять, насколько более ценным может быть добровольное согласие сотрудничать. В случае, если будущий хоркрукс после ритуала сохранит свою душу, конечно.
- Еще больше информации? Не думаешь, что сегодня ты получил её слишком много?
Сам Риддл теперь считал именно так, начинал осознавать, что только что сам вручил Долохову фактов, которые, как известно, могут быть не менее опасным, чем волшебная палочка, оружием. Позже надо будет поработать с памятью русского, тогда, когда сознание не будет пытаться спасовать в самый неподходящий момент. Он обошел комнату и опять сел на кровать, закрывая слезящиеся от едва пробивающегося в комнату света глаза. Усталость накатила слишком быстро, опасно быстро. Том не хотел соглашаться со сказанным, но оценивая свои силы, он подозревал, что, возможно, именно сейчас может быть не в состоянии отстоять свои идеи, если спор выльется в магическую дуэль. Подумав немного, Наследник кивнул.
- Хорошо. Будем искать информацию... еще некоторое время, - в том, что поиск будет безуспешным, он почти не сомневался. - В любом случае, здесь нам делать больше нечего. Добудешь портал и завтра, полагаю мы уже можем быть хм... как насчет России, например? Карпатская магия была довольно интересной и неожиданно сильной, самое время познакомиться с её восточным собратом.
Смотреть опасности в лицо - привычка тех, кто каждый раз выбирает прямое противостояние и меряется силами и со своим страхом, и с тем, что пробудило его к жизни. Однако не каждой опасности следует бросать вызов и не каждый раз есть хотя бы призрачный шанс одержать победу или выйти из схватки живым. Лучший исход для некоторых ситуаций - это исход, при котором ситуацию удалось предотвратить. Руководствуясь этими соображениями, Долохов продолжал следить за палочкой Волдеморта, но не шевелился сам, не считая поворотов головы вслед перемещениям лорда; говорить что бы то ни было, опережая прямой вопрос, он также не спешил.
Неизвестно, что было тому причиной, однако Волдеморт не стал настаивать на своем предложении, как и претворять его в жизнь немедля. Однако угроза еще сохранялась, и в заданном вопросе она звучала отчетливее, чем составлявшие вопрос слова. Антонин снова посмотрел Волдеморту в лицо.
- Нет, не думаю. Знать слишком много - это быть не в состоянии осознать ответственность, которую накладывает полученное знание, или нести ее. Я лишь узнал больше, чем ожидал.
Одним из важных уроков, вынесенных им в равной степени из общения с Волдемортом и изучения Искусств было то, что нельзя не испытывать страха вовсе, но также нельзя испытывать слишком много страха. Волдеморт не нуждался ни в попутчике, который станет оспаривать каждое его решение, ни в попутчике, который не способен на самостоятельность и может лишь трепетать перед своим господином. Долохов все еще не был уверен, что верно проводит грань между двумя крайностями, а сейчас, когда Волдеморт все еще оставался не в себе, был не уверен вдвойне, однако по большому счету мироздание предоставляло ему не так много вариантов выбора.
Лорд отошел к своей кровати и уселся на нее. Долохов счел это знаком, что на сегодня серьезные разговоры закончены и что чуть позже он сможет заняться приготовлением лекарственных зелий, предлагать которые сейчас было несколько неуместно.
- Россия? Я знаю несколько мест, где все еще сохраняются весьма интересные древние традиции... вернее, они сохранялись как минимум три или четыре года назад. Мне потребуется пара часов в Тиране.
Возможно, не потребовалось бы и пары часов. Албания, страна, где законы и беззаконие сочетались причудливейшим образом, дарила все возможности соблюдать свое удобство каждому, кто желал подобного добиться. Долохов, впрочем, намеревался найти то, что ему нужно, в любой стране, куда бы ни завело его следование по пути Искусств.
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » Страницы прошлого » Haec hactenus
