Лето 1971 года оказалось на удивление приятным для Британии. Практически не было пекла, обычно накрывавшего Лондон в июле, туманную взвесь регулярно сдували ласковые муссоны. Благодатная погода внесла что-то расслабленное в жизнь лондонцев, каждый пытался найти хотя бы полчаса, чтобы выйти на улицу и просто насладиться этим прекрасным, сияющим летом. Для Алекто это лето было волшебным - впервые в жизни она наслаждалась ей, наслаждалась не идеей какого-то будущего, а просто самим фактом того, что она жива, здорова, и, конечно же, любима.
О да, ей было очень сложно сжиться с этим фактом. Она буквально училась жить заново, училась не срываться на каждую мелочь, приходившуюся ей не по нутру (а к такой вольности она успела привыкнуть), училась доверять, училась делиться тем, что у нее внутри. Многое давалось ей легко - например, оказалось удивительно легко и приятно следить за мелкими привычками и подстраиваться под них. Эта мелкая забота была чем-то очень важным, чем-то, что успокаивало бесконечно кричащую из подсознания мать: "Посмотри на себя, кому ты нужна", "Угораздило же мне родить такую недотепу". В это она верила годами. Этим она дышала столько лет, что переубедить себя не помогали даже многочисленные доказательства родительских ошибок. И Кэрроу решила действовать методично, ежедневно, постоянно напоминая себе, что она - не одинокая неудачница, а женщина, которая может быть счастлива вместе с кем-то и может делать кого-то счастливым, пусть даже в мелочах.
Она многому научилась. Научилась прятать непроизвольно появляющуюся на лице улыбку, когда их взгляды пересекаются при других, научилась не бояться их связи, когда они скрывались от мира в их квартирах, научилась не бояться чувствовать любви и признаваться в этой любви. Но были вещи, которые она практически не могла контролировать. Она ревновала - даже в мелочах, даже если просто видела, как кто-то из женщин спрашивает у Августа, который час. Она боялась, что он не придет вечером, или боялась, что однажды утром действительно проснется одна, совсем одна. Боялась, что сделает что-то не так, что отсутствие у нее какого-либо опыта в отношениях все-таки сыграет с ней злую шутку и титаническое терпение Августуса кончится. Что что-то из многочисленных ее привычек, подчас довольно категоричных и жестких, все-таки встанет ему поперек горла, и она потеряет его. А еще она боялась, ужасно боялась того, что скажут окружающие об их связи. Когда-то она доказывала Лорду, что она - оружие в его руках, что она стоит того, чтобы тратить на нее время и силы, доказывала настолько ретиво, что отгородила себя от любых поводов сомневаться в ней. Кэрроу была уверена, что никто даже не помышляет о том, что она может оказаться с кем-то, что в ее жизни может появиться что-то, кроме службы Лорду. Что случится, если она нарушит такое положение вещей? Что будет, если однажды она не ограничится привычным кивком, когда увидит Руквуда в коридорах Ставки? Не сочтут ли это предательством, а она ведь хорошо знала, как карается предательство...
Такие мысли мучили ее практически каждую свободную минуту. Если она не была занята в Ставке, если она не выполняла задания, если рядом не было Августа, рядом с которым она отвлекалась от любого негатива - она мучилась этими мыслями, как зубной болью, от которой нет спасения. Счастье шло рука об руку со страхом, а со страхами необходимо было бороться.
Сегодня у них был праздник, пусть небольшой, но праздник, и сегодня же ее демоны мучали ее особо сильно. Между ними все было понятно, но Алекто чувствовала, что необходимость как-то обозначиться перед внешним миром встает все острее. Пока еще она могла контролировать свои эмоции, но ничего не могла поделать с тем, что наконец-то прибавила в весе и перестала напоминать скелет, что ей казалось преступлением постоянно собирать волосы в хвост и она все чаще оставляла их распущенными, что теперь ей хотелось быть красивой (не для себя, для него), и ее платья и мантии наконец-то приобрели приличный крой и строгий, но изящный силуэт. Что у нее, в конце концов, горят глаза - и даже ярче, чем в тот момент, когда в них отражается зеленая вспышка смерти. Она сидела на этом авада-наркотике, да, и ей нравилось убивать, нравилось чувствовать эту власть. Но сейчас она понимала, что это пристрастие - как любовь к сладкому. А любовь к Августу - чувство совсем иного порядка. Где-то на одном уровне с верой в Дело...

По случаю праздника и лета она сменила привычное длинное темное одеяние на светло-зеленое платье средней длины. Ей было 27, но чувствовала она себя на 17, и это ее вполне устраивало - по крайней мере сейчас, в момент, когда она не была смертоносной и опасной. Легкий свитерок закрывал руки, Метки не было видно, но ей вечно казалось, что она начинает темнеть, пульсировать, жечь, и рыжая то и дело нервно дергала рукав, проверяя ее внешний вид. Ведьма чувствовала плохо контролируемую нервозность, и в очередной раз посмотрела на виднеющиеся вдалеке часы Биг Бена - она пришла раньше, Августа еще не было. Рядом бил прохладой фонтан, в летнем кафе было полно народу, который, кажется, уже начинал посматривать на нее со смесью сожаления и интереса. Она почувствовала себя неуютно, и чтобы хоть как-то отвлечься принялась старательно размешивать сахар в чашке с кофе. Рука неловко дернулась, чашка накренилась, выплеснув часть напитка на белоснежную скатерть.
- Мерлин.
- Ну, началось.
Кажется, праздничный и прекрасный летний день грозил обернуться повторением детских привычек. Алекто с трудом подавила желание достать палочку, чтобы с помощью магии избавиться от пятна, и начала старательно, сосредоточенно, будто проводит сложную операцию, промакивать скатерть бумажными салфетками.
- Еще и столько магглов вокруг!.. И все смотрят. Достать бы палочку, показала бы вам, что есть гораздо более интересные поводы для любопытства...

Отредактировано Alecto Carrow (2015-03-10 02:16:27)

Hozier cover - Take me to church
Их много, нужная версия лежит на моей странице в вк
- Август, - Алекто не вздрогнула и не стала хвататься за палочку, хотя коснись ее кто угодно другой - он однозначно схлопотал бы по ушам. В голосе отразилась улыбка, Кэрроу показалось, что она внезапно стала прозрачной и пропустила сквозь себя теплые лучи заходящего солнца, согреваясь вместе с ними, светясь изнутри. На какое-то мгновение забылись страхи, забылись все опасения, даже расстройство от кофейного пятна пропало куда-то, будто его удалили тем же чистящим заклинанием. Она обернулась, все также сияя, и приняла букет, даже не поняв до конца, что взяла только что в руки. Последовавший поцелуй был гораздо важнее, и, что скрывать, желаннее. Ведьма растворилась в нем, будто усилилось сияние, будто пропало из мира все, кроме одного этого счастливого чувства. Она не заметила за охватившей ее эйфорией, как слишком сильно сжала стебли роз. На красной ленте появилось пятнышко крови - эти цветы столь же коварны, сколь и прекрасны, и об этом не стоило забывать. Алекто забыла.
Забыла и растерялась, почувствовав этот внезапный укол. Сияние поутихло, эйфория отступила чуть назад, позволив все-таки включиться разуму. Смущенная своей растерянностью, тем, как засуетился вокруг них официант-маггл, исправляя банальнейшим методом последствия ее неловкости, она попыталась сосредоточиться на Августе, но теперь ей казалось, что она видит их обоих со стороны. И они - как на ладони, посреди маггловского кафе, и эти магглы любуются происходящей сценой - сначала кофейная живопись по холсту-скатерти, теперь - эти бурные любовные проявления, цветы, и этот ее чертов свет, казавшийся таким сильным, что она уже уверовала в его существование и даже осязаемость.
Ее вывело из растерянности теплое прикосновение. Тонкие руки Кэрроу никогда не отличались особым жаром, в отличие от ладоней Августа. Сколько раз за эти месяцы он отогревал ее озябшие пальцы, так легко и естественно, так внимательно и осторожно! Она привыкала к этому. Она чувствовала, как без этого ей становится плохо.
- Что?.. - растерянно переспросила она, упустив его слова, - А, добралась... Аппарировала на соседней улице. Никто особо не обратил внимания, мне кажется, они вообще вниманием не отличаются, - Кэрроу проводила взглядом лавирующего между столиков официанта, несущего ей вазу для цветов, и даже выдавила из себя вежливую улыбку, когда розы поставили в воду. Улыбнуться магглу. Как такое вообще возможно...
Годами воспитанное ощущение запретного всколыхнулось в ее душе, она вновь ощутимо напряглась. Это было неправильно, то, что они делали. Они скрывали свои отношения от своих, от братьев по крови, но держались за руки на глазах этих ущербных людей, лишенных волшебства. Она не знала этого мира, он был чужд ей, и то, что она не ориентировалась в нем, могло легко подставить ее в простейшей ситуации. Она не знала, как выглядят маггловские деньги, и понятия не имела, как общаться с маггловской прислугой. Она видела метро только на картинках в учебнике маггловедения, и единственные маггловские вещи, которыми она активно пользовалась, были холодильником и плитой в ее квартире. Да и те работали от магии, э-лек-тричество, которым компенсировали свое бессилие магглы, у нее отсутствовало как вид. Даже соседи-магглы, и те разъехались из окружающих квартир. И над ней, и под ней, и уж, тем более, на одной лестничной клетке, не жило ни одной живой души. Зато она успела заметить парочку боггартов, по непонятной причине облюбовавших стоявший в лифтовом холле шкаф. У нее все никак не доходили руки выгнать их, и они с этими существами жили в обоюдном нейтралитете.
Алекто попыталась улыбнуться - в конце концов, у них был праздник, и она не хотела портить настроение Августу. Но в этом их виде, посреди такого чужеродного ей мира, ей было неловко и страшно. И она с трудом отгоняла от себя мысль начать изгонять эту неловкость самым действенным из известных ей способов - жестокостью и убийством. Они сегодня были совершенно лишними. Не сейчас. Не тогда, когда любимый ей человек так сияет, так счастлив.
- Прости, я немного рассеянна. Мне не по себе здесь, столько магглов, и они смотрят... Слишком много контакта с миром, который я не хотела бы знать, - сказала она извиняющимся тоном, и, сделав над собой усилие, попыталась перевести тему на более подходящую случаю, - Спасибо за цветы. Они такие яркие. Видишь, я тоже сегодня постаралась не походить на привидение, - указала она ладонью на свое платье. Неуклюжая попытка быть милой и кокетливой...

Отредактировано Alecto Carrow (2015-03-13 20:41:01)

Ведьма продолжала улыбаться, но улыбка выходила какой-то грустной, хотя и было видно, что она наслаждаться каждым мгновением рядом с любимым человеком, каждой секундой его прикосновения, каждым его словом. Бледные щеки зарделись - комплименты слетали с его губ, и было очевидно, что они искренни. Она, не привыкшая к комплиментам, могла должным образом принять дежурную лесть, но не эту обезоруживающую искренность.
- Хорошо, они не смотрят. Но что будет, если нас здесь увидят наши же?
Перед ней появилась чашка кофе.
- Мадемуазель, - на автомате поправила она едва слышно, задумчиво смотря на темную гладь ароматного напитка, и внезапно решилась, подалась вперед, понижая голос.
- Не они - целая масса, Август, да и мы - не просто субкультура. Насекомых на планете куда больше, чем людей, но мы же не принимаем их во внимание. Не число имеет значение, а самосознание, и это неправильно, что люди, обладающие одной силой с нами, одним сознанием, понятия не имеют о нас... От них мы скрываемся, а эти... Это не наш мир. Не твой и не мой. Наш мир - там, среди своих. И там, среди своих должны быть и мы.
Она запнулась. Однозначно, это - не то, о чем нужно говорить в праздник, не то, что может порадовать Августа. Но эта заноза мучила ее, не давая выдохнуть спокойно.
- Я счастлива. Правда, очень счастлива, и я никогда такого не испытывала. Но я... - она перевела взгляд на музыкантов. Ведьма поняла, что сказала достаточно для того, чтобы своими руками исковеркать весь день.
- ...но я никогда не умела танцевать. В детстве я была для этого слишком неловкой.
Ей хотелось исправить положение. Дискомфорт вылился в необъяснимое чувство тревоги, будто она вот-вот останется одна среди врага, и почему-то ей казалось, что справиться с врагом ей будет не по силам. Их ведь миллионы. Миллиарды. А магов - всего ничего, и они также смертны, со всем своим могуществом.
Эти миры не должны пересекаться, иначе опасность возрастает. Эту простую истину все они заучивали в школе, и ей, чистокровке, она была так же очевидна, как то, что Земля вращается вокруг Солнца. Но Август жил в другом мире, и возможно, что Август видел больше.
- Ты любишь это место? Почему именно здесь? - спросила она, заглядывая в такие притягательные и спокойные глаза, - Я хочу понять, почему ты не отталкиваешься от всего этого, как от страшного сна. Почему бережешь эту часть своей жизни. Я хочу... Попробовать разделить ее с тобой.

Отредактировано Alecto Carrow (2015-03-13 22:14:25)

Je dance sur des Roses - Mikelangelo Loconte
Вокруг будто разом стало тише, Алекто показалось, что ей на голову набросили мешок - пропала сияющая глубина окружающего мира, пропал шум толпы, исчезли звуки музыки. Ведьма почувствовала, как ослабли пальцы, и даже то, что Август не убрал руки, не удержало возликовавших демонов. Она забрала ладонь сама - только для того, чтобы прижать обе ладони к ключицам, будто пытаясь зажать пальцами возникшую в груди зияющую пропасть. Ей стало холодно, солнце перестало ласкать своими лучами бледную кожу. Мир померк, причем померк так быстро и стремительно, что ей показалось, что где-то поблизости появились дементоры - здесь, посреди маггловского мира! Маги ее стихии, маги, идущие рука об руку со смертью, не имели перед ними защиты. Они могли только подчинять, могли силой заставить следовать своей воле этих холодных и жестоких существ. Их боялись - только полные придурки, совсем лишенные разума, не боятся попасть под влияние этих существ. Алекто знала, что если высосать из нее то немногое радостное и светлое, что еще не было расщеплено многочисленными Непростительными, гложущие ее страхи просто разорвут ее, уничтожат и душу, и разум. Сейчас она однозначно не была способна кого-то подчинять, болезненная душевная рана ныла, стонала, заставляя ее впасть в ступор, в полную апатию. Кэрроу быстро осмотрелась, выискивая глазами парящих темных монстров, но обнаружила только то, что ничего, ровным счетом ничего вокруг не изменилось. Она сама была причиной своего личного ада.
Ведьма сжала ладонями край стола - сильно, так, что костяшки на тонких пальцах побелели.
- Я не это хотела сказать, нет... - попыталась заговорить она, и, к собственному удивлению, услышала, что голос звучит достаточно спокойно, будто включились наконец многолетние блоки на эмоции, форсируя приведение мыслей в адекватное состояние, - Август, я не хотела оскорбить твоих родителей и эту часть твоей жизни. Твои родители были магглами, мои - магами Мерлин знает в каком поколении, но их чистокровность не помогла им вырваться из рядов слуг великих, не дала им силы бороться за собственное самосознание. А тебе - дала, - до ведьмы не сразу дошло, что она посмела сравнить магглов и чистокровок, и как-то выходило, что магглы в этом сравнении выигрывали. Мысль была крамольной, но правдивой. Не было ничего удивительного, что Алекто не испытывала особого почтения к своим родителям, а с ними - и к древним своим корням.
- Ты знаешь, я не питаю ненависти к... этому всему, меня мало интересует то, что никак меня не касается. Мне не нужно давать никаких определений, никаких обоснований, я делаю то, что должна, делаю то, что принесет пользу нашему Делу. Я не смогу лавировать на два мира и не смогу позволить себе привыкать к тому, что однажды могу уничтожить. Мне страшно терять, любимый, на этом свете не так много того, за что я держусь. Идеи Лорда страшно далеки от этого мира, от его сохранения, и однажды тебе придется выбрать... Да что я говор, ты уже выбрал! Ты наш по праву чуда твоего колдовства, один из лучших магов, которых мне довелось встречать, - она усилием понизила голос, - И я свой выбор сделала. Ты прав, мне наплевать, если они осудят. Мне наплевать, если они отвернутся от меня. Между всеми людьми и тобой я сделала выбор, и единственное, что имеет теперь особое значение - Дело. Я не скрою, даже не буду пытаться скрыть свой разум от Темного Лорда, и если он прикажет мне разрушить все это, - рыжая наконец отняла ладонь от стола, указывая на окружающих их людей, - Я сделаю это, хотя и понимаю, что сделаю этим тебе больно. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Я не хочу, чтобы у кого-то были хоть какие-то лазейки к нашей боли. Я больше не хочу бояться, Август, тем более бояться чего-то со стороны своих же соратников. Ложь и укрывательство дадут ненужные козыри, которыми, не дай Мерлин, кто-то, да решит воспользоваться. Выслужиться. Да просто блеснуть своей осведомленностью...
Ладони окончательно заледенели, Кэрроу прижала их к щекам, пытаясь хоть как-то согреть, а заодно и спрятаться от лица Августа. Она замерла, уже ожидая услышать, как отодвигается стул и он уходит. И уже видела, как достает после этого палочку - настоящие ведьмы не любят мучаться от неконтролируемой душевной боли без спецэффектов.

Отредактировано Alecto Carrow (2015-03-14 14:12:45)

Иногда даже самые правильные идеи и вещи кажутся сущим бредом. Только что Кэрроу доказывала, насколько это правильно - исключить любые маггловские идеи из жизни, обратить себя к магам и все свое существо направить только в этом, единственно верном направлении, только что она не знала как дышать от страха, осознавая, что любимый ей человек идет по опасному и ошибочному пути, и вот уже все это отступило на второй план. Да пусть горит все синим пламенем. Плевать, что думают другие, что думаю маги, магглы, ангелы на небесах и демоны в своих ревущих подземельях, все это не имеет никакого значения, когда Август целует ее. Особенно в ту губительную секунду, когда она уже приготовилась осознать мысль, что жить и общаться с ней такой просто невозможно и единственный доступный ему вариант действий в этой секунде - встать и уйти.
Она услышала, как отодвинулся стул (все ровно так, как она представляла), но звука удаляющихся шагов не последовало. Кэрроу открыла глаза, почувствовав его прикосновение, и сердце радостно, нелепо затрепетало, хотя еще несколько секунд назад практически передумало вообще совершать хоть какие-то сокращения, не особо заботясь о том, что для рыжей носительницы это чревато летальным исходом.
- Я люблю тебя. Я верю тебе, и верю, что твой выбор - правильный, - прошептала она, пряча лицо у него на плече, - Я приму его в любом случае. Иногда мне удаются такие вещи. Тогда, когда я по-настоящему верю.
Она верила в Дело, верила в то, что Темный Лорд понимает, куда ведет их всех. И Руквуду, ходящему, в ее представлении, по лезвию бритвы, она тоже верила. Она могла позволить себе роскошь послушаться каждого из них, хотя если первому она и побоялась бы возразить, второму вполне могла закатать отменную, экспрессивную и горячую лекцию с подтекстом "ты не прав и мне виднее, почему". Поколения чистокровных предков воспитали ее кровь, хотя непосредственно семейное воспитание возымело обратный эффект - сопротивление подчинению в мелочах привело к тому, что она могла попасть под подчинение простой, но очень живучей глобальной идеи. Такой идеей была цель Пожирателей. Такой идеей была медленно доходящая до нее истина, которую терпеливо объяснял ей Август - она может ничего не бояться и просто быть счастливой. Что, в конце концов, может произойти? Что может грозить им, чьи предплечья украшают Метки, кто давно уже наплевал на законы и правила, кто позволил себе легкий путь в мире дозволенного убийства и пыток, мире, где на первый план вышло сиятельное правило Силы и Крови? Неужто она, Алекто Кэрроу, представительница фамилии, вписанной навечно в "Священные двадцать восемь", верная слуга самого могущественного мага в мире, не сможет справиться с какими-то там обстоятельствами? Она делала это с детства, и научилась смеяться им в лицо. Теперь ничего не поменялось, только повысились ставки.
- Мы просто перестанем все это скрывать. Плакат на всю стену Ставки рисовать не будем, убивать - тоже, мы просто... Не будем опасаться приходить и уходить вместе. В конце концов, это не так много меняет, - улыбаясь проговорила она, убеждая, кажется, больше саму себя, чем его. Мы просто позволим мне больше не переживать по этому поводу.
С души будто свалился камень. Внезапно стало так легко и спокойно, что она рассмеялась - жизнь вернула свои краски, а ладони - тепло.
- Мерлин, Август, когда-нибудь я из-за такого вот сойду с ума.
Ведьма поднялась, за руки поднимая и Августа, и где-то в этом движении умудрилась зацепить скатерть, едва не опрокинув свою, все еще полную чашку кофе. Возмущенный тревожный звон фарфора, чудом удержавшегося на блюдце и не заляпавшего скатерти, заставил ее обернуться.
- Кажется, тема кофе на сегодня исчерпана. Давай просто погуляем, уйдем отсюда... Куда-нибудь еще. Здесь, действительно, так красиво!

Алекто по-своему восприняла паузу, возникшую после ее слов. Нет, она была уверена, что опасная ситуация преодолена, что они вышли к катарису, которого оба явно желали, но сегодня она уже наляпала слов, которые привели к этой самой опасной ситуации. Сейчас она опять говорила, не выверяя слов, говорила так, как подсказывало ей сердце - и это было объективным доказательством того доверия, которое она испытывала к Августу. Но что из сказанного ей заставило его замереть, что поменяло оттенок в синих глазах, ставших такими пристально-внимательными, будто недоверчивыми?
- И я люблю тебя.
Кэрроу не сразу ответила на последовавший поцелуй. И? Люблю? Она сказала это? И Август сказал это?.. Сейчас, после напряженного разговора, в конце которого она уже собиралась крушить и убивать, лишь бы вывести вовне из себя ноющую боль потери?
Слова слетели сами, как это бывало у нее регулярно, но никогда еще они не были настолько... Опережающими ее собственное понимание. Да, она понимала, что влюблена, и понимала, что жизнь ее радикально изменилась, но совершенно не собиралась признаваться в этом - даже самой себе. Облекать чувство в слова было правильно, но опасно. Любое произнесенное слово становилось заклинанием, а это слово обладало особой, неподвластной ее разуму силой и связью. И она создала эту связь - сама, добровольно, даже не задумываясь, так же, как четыре месяца назад без лишних раздумий поцеловала Августа, совершенно не зная, чем это закончится.
И магия подействовала. Необъяснимая, но от того не менее действенная магия, чуждая и незнакомая им обоим, легкая и светлая, сладкая на вкус, так поразительно отличающаяся от колдовства, с которым они обычно имели дело. Алекто, обычно сдержанная, старательно растворяющаяся в окружающем мире, была совершенно бесстыдно счастлива. Она целовала любимого мужчину - с упоением, с наслаждением, тонкие руки обвивали его шею, с каждым мгновением она прижималась все ближе... И ей было совершенно все равно, что они стоят посреди кафе на самой знаменитой площади Британии, и еще более публично выражать свое счастье она могла бы, только проделав все то же самое прямо на троне у Королевы.
Ей было все равно. Ей было хорошо, ей было легко, тепло, она не чувствовала никаких страхов, демоны примолкли. Выражать чувства оказалось очень даже приятно, и она не постеснялась недовольно нахмуриться, когда Руквуд все-таки отстранился от нее.
- Пойдём.
- Август, - попыталась то ли возразить, то ли просто вернуть предыдущее мгновение Кэрроу, но в следующую секунду они уже неслись через площадь. Ведьма засмеялась - было в этом что-то ребяческое и легкое, как раз подстать настроению. Щеки раскраснелись от бега, она быстро дышала, не зная, был ли тому причиной бег или востороженно-летящее состояние.
- Август, - ничуть не сетуя на отсутствие разнообразия в диалоге вновь проговорила рыжая, когда они все же остановились в укромном заколулке и он привлек ее к себе. Аппарация закружила их - Алекто не была особым любителем этого способа передвижения, хотя и регулярно пользовалась им за неимением альтернатив, но аппарировать по чужой воле и в руках, которым доверяешь, оказалось гораздо приятнее. Она медленно открыла глаза, почувствовав под ногами твердую землю, и повернула голову, оглядываясь.
- Мерлин, какая красота, - ведьма развернулась, прижавшись затылком к груди Руквуда и не отпуская его рук со своей талии, - Как игрушечные... Как из сказки.
Здесь, на высоте, ветер жил совсем по другим законам, ничуть не смущенный никакими строениями. Крыша отдавала накопленное за день тепло, солнце покрывало все вокруг сияющим золотом. Алекто глубоко, полной грудью вдохнула - только для того, чтобы убедиться, что все это вообще реально и не снится ей. Но для сна ощущения были слишком концентрированными.

Время растягивалось медовым счастьем. Ласковые, нежные, прозрачно-карамельные лучи солнца ласкали кожу, отражались от белоснежной рубашки Августа, возвращались к ней тысячами мягких касаний, взвинтивших чувствительность до максимума, наполнивших холодную кожу и такую же холодную душу способностью воспринимать что-то, кроме давно заученных правил, кроме осознания того, что нужно делать, а что - нет. Она чувствовала, и концентрат непривычного ее душе счастья заставлял дышать через раз, смеяться, замирать, закрывать в наслаждении глаза, подставляя губам мужчины белую кожу, дрожать, чувствуя их движение, сжимать тонкими пальцами его ладони, боясь отпустить хотя бы на мгновение, физически нуждаясь в контакте...
Золотая мечта. Такая, какой она могла присниться когда-то в детстве, когда голова не была еще забита массой комплексов, а сердце не терзали вечные демоны. Сейчас ведьма чувствовала себя целым миром, полным красоты и гармонии, полным любви - такой, какой она узнала ее сегодня, любви озвученной. Теперь она знала, что в этом и есть жизнь, и с добродушным недоумением смотрела на все прошедшие годы, прошедшие без этого, прошедшие в пустую. Без общего их пульса, единого не только у влюбленных, но и у всего окружавшего их города, дыхание было лишь шагом часов, лишь мерилом отпущенного им для действий времени. У действий был смысл, предназначение, будущее, действия могли принести вот это удивительное чувство где-то там, за горизонтом, но все это было отсроченной мечтой. А счастье было здесь, оно текло сквозь пальцы, дурманя, как наркотик, и подсаживая на сильнейшую от него зависимость. Алекто не сомневалась. Да, сейчас, окруженная реальными грезами разделяя их с любимым мужчиной, она ни секунды не сомневалась в том, что оно того стоит. Потом, в будущем, она может пожалеть об этом, пережить тяжелейшую ломку, да что бы там ни было... Но все это стоило одной этой минуты. Рыжая не задумываясь отдала бы все, чтобы продлить ее. Чтобы так было вечно, хотя ведьма никогда и не мыслила такими глобальными понятиями: "вечность", "навсегда", "никогда". Все это было для других. Ее жизнь была проще и решительнее, искреннее. И так же искренне, как она отдавалась лучшему из подвластных ей искусств, она отдавалась сейчас ее любви.
- При чем здесь я... Я растворилась, я - это ты, воздух, солнце, город, целый мир, - Алекто раскинула руки, будто пытаясь обнять все озвученное и перечисленное, - Еще немного, и можно было бы летать. Но - никуда. Без тебя - никуда.
Она обернулась, обнимая его за шею - не было смысла смотреть на окружающий мир, если весь он был внутри, а значение имели только эти глаза, только один этот человек. В эту секунду она не думала ни о чем другом. Возможно, для женщины, положившей жизнь на служение Делу, она вела себя более, чем опрометчиво и глупо, но даже в этом вопросе ей было, чем парировать - теперь она сражалась не за идею, а за будущее, в котором хотела жить. Которое она увидела, оказавшись в руках удивительного волшебника, и не важно, какой чистоты его кровь.