Это был неудачный день. И если быть до конца честным с собой, уже не первый из череды тёмных полос. Какого это, думать, что ты шёл к вершине, когда на самом деле тебя завели в тупик? Ответ на этот вопрос Августус Руквуд испытывал на собственной шкуре. Ему снова отказали в повышении.  В очередной раз выбрали тех, кто уступал ему во всем.  Руководство Отдела тайн не стремились давать волю грязнокровке - в этом Август был уверен. Иных причин для отказа он не видел. Артефакты и древние знания, погребенные под остатками времени, сходились над его головой, грозясь стать и его могилой. Пройдёт ещё немного времени и его окончательно забудут. Что он может с этим сделать?
Хорошие решения не приходили Августу в голову.  Он ловил себя на том, что никак не может собраться с мыслями. Нужно было срочно найти новую точку опоры. Бессчетный день подряд Руквуд не возвращался сразу домой после работы. Он бродили по Косому переулку, наведывался в Лютный, ища ответов или, если проще, источника для вдохновения. Поначалу он был уверен, что совсем скоро найдёт свою правду. Но один день уходил вслед за предыдущим, не принося ничего, кроме молчания и пустоты.
Сегодня ему совсем не хотелось возвращаться в свою квартиру. Его никто не ждёт там. Его нигде никто не ждёт. Это он вечно доказывает всему миру, что может быть для него полезным. А ради чего, собственно? Разве ему нужно чьё-то одобрение? Разве его волнует чьё-нибудь мнение? Нет, это неправильные вопросы. Дело не в людях - дело в целях. И не в конечном результате, а в процессе. Смысл в достижении луны это сам полёт. Именно он совершенствует. Но что делать, когда куча слепых идиотов не пускают тебя сделать необходимый рывок, когда ты уже давно готов к нему - когда всем вокруг уже известно, что это ты идеальная кандидатура?!
Август ощутил сухость во рту. Кажется, он не ужинал. Но есть не хотелось. Лучше пропустить стаканчик-другой где-нибудь неподалёку. Руквуд поднял взгляд. Дырявый котёл.
Здесь всегда было маловато освещения. Заходя сюда из мира магглов, было так забавно видеть здесь свечи и деревянные люстры, когда вокруг тебя только что царили в своём многообразии электрические источники света. Руквуду не нравилась эта разница оттого, что приходилось выждать какое-то время, чтобы привыкли глаза. Кто-то обернулся на его приход, кто-то нет. Он не спешил вглядываться в толпу, потому что в ней могли оказаться знакомые лица, а общаться отчего-то не сильно хотелось. Сначала выпивка. Август уселся за стойку и сделал заказ. Осушив стакан залпом, попросил повторить. Он не страдал от алкогольной зависимости, отличаясь тем, что пьянел очень медленно. Хотя ему никогда не приходилось исследовать предел своих возможностей в этой области. Руквуд машинально глянул в сторону и тут только заметил, что рядом с ним сидит симпатичная рыжеволосая колдунья. По стечению обстоятельств девушка в этот момент повернулась тоже. Заметив её заинтересованность, Август повернул голову к ней, но та, увидев рубцы на его щеках, смутилась и отвернулась, сделав вид, что ничего не было. Не то, чтобы Руквуд не был привычен к подобным вещам, но надо было признать, что каждый раз такие моменты не были приятны.
Такое соседство портило настроение, возвращая ни с чем не сравнимое чувство ущербности. Может быть, ради самоутверждения, стоило заговорить с ней, задать несколько вопросов, вынудив таким образом отвечать и смотреть на него. Но эта идея была привлекательна всего пару секунд. Вместо неё, Руквуд всё же оглядел зал. Хорошо бы было устроиться в каком-нибудь углу, где можно было бы спокойно подумать. Одиночество посреди толпы было более перспективным, чем одиночество посреди пустой квартиры. Однако, свободных столиков не оказалось. Угловые были забиты все до единого. Хотя... за исключением одного. Руквуд пригляделся. В другом конце зала виднелась знакомая фигура. Август быстро вспомнил его имя, потому что оно не было английским. Антонин Долохов, кажется, он был особым специалистом в области Защиты от Тёмных искусств. Августу вдруг стало любопытно поговорить на любимые темы с человеком, которому изначально они были преподнесены иначе. Руквуд пересёк зал и подошёл к столу, за которым сидел славянин.
- Мистер Долохов? Простите за беспокойство. Августус Руквуд, нас знакомил Рейнард Розье. Позволите присоединиться к вам?

Отредактировано Augustus Rookwood (2015-02-14 20:14:42)

- Двойной огневиски, - объявил Руквуд официанту, усаживаясь на предложенный Долоховым стул.
В принципе, выбор напитка и его количества мог сам по себе рассказать, насколько удачный был день у молодого Невыразимца. Или, с другой стороны, подтолкнуть к выводу, что он просто алкоголик. Руквуд сомневался, что Долохов был из тех людей, которые могли составлять окончательное мнение о людях по одному или двум фактам и не очень беспокоился на этот счёт, хотя некоторую свою оплошность заметил. В ответ на слова Антонина Август улыбнулся, опуская глаза к столешнице. Он сам невыносил людей, которые только и делают, что жалуются на свою жизнь и её наполняющие. На работу, начальство, погоду, власти и ещё тысячу вещей. И было несколько досадно осознавать, что, к сожалению, сегодня постигшие разочарования больше приближают его к этой неблагодарной своре, чем к благородному стану оптимистов.
- Я люблю свою работу, - негромко ответил Август, продолжая улыбаться. Чтобы изложить ситуацию в правильном свете и не показаться нытиком, лучше начать с положительного аспекта. - Но сегодня не самый лучший день, к сожалению. В другой раз я обязательно распишу её в самых выгодных тонах.
В этот момент к ним снова подоспел официант и поставил на стол выполненный заказ Руквуда. Август глянул на него, благодарно кивнув в ответ.
- Вы перехватили мою инициативу, - продолжил он, сделав глоток. Высокоградусный янтарный напиток горячей струёй побежал по глотке. - Я как раз хотел спросить вас о специфике вашей работы и вдохновиться примером. Господин Розье так восторженно отзывался о вас. Мне всегда было любопытно поговорить с человек, воспитанном не на тех же традициях, которые приняты в Англии.

Отредактировано Augustus Rookwood (2015-02-14 21:31:10)

Удивление Долохова от "восторженного Розье" было вполне понятно Августу. Как ни странно, мысль "Мерлин меня раздери, неужели он может вести себя по-человечески?" промелькнула в голове Руквуда, когда ему впервые пришлось разговаривать с замглавой ДОМП на отвлечённые темы. Августус не мог похвастаться близким знакомством с Рейнардом Розье, а потому не считал себя достаточно информированным для составления о маге объективного мнения, однако отчего-то такое поведение несколько заставало врасплох. Не говоря уже о том, что Розье выбрал себе в собеседники Руквуда, когда мог остановиться на обилии других более близких к его кругу работников Министерства. Как-то Август даже размышлял над возможностью, что Розье в определённых ситуациях действует так же как он - подбирает модель поведения (ведь было заметно, что такая манера общения чистокровному не очень-то свойственна). Но в этом случае ставил в тупик сам выбор - "приятный малый" для него, Руквуда-грязнокровки. Хотя, может быть смысл именно в этом: задаваясь этим вопросами, он ведёт себя так, как уже давно рассчитано? Чего же хочет от него маг?
Август улыбнулся словам Долохова о его крайней увлеченности собственным делом. Это качество Руквуд уважал, а главное мог понять. Потому что сам был в точнсти таким же: если бы ему было позволено, он бы жил на работе и ночевал в Министерстве, позабыв о внешнем мире как о исчерпавшем себя источнике информации. Августус вдруг подумал, что действительно сформировал свою просьбу весьма некорректно: Тёмные искусства были настолько обширны, что просить рассказать о них было как-то не очень разумно. Любопытно, что, говоря о них, Руквуд почти никогда не ставил перед словосочетанием пресловутое слово "защита".
- Приведите пример противозаконных заклятий, - Руквуд пригубил огневиски, внимательно глядя на Антонина. - Честно говоря, из всего что мне приходилось читать о Дурмстранге, удалось почерпнуть до обидного мало, и не потому, что та или иная информация нарушает правовую норму Британии. А по банальной причине отсутствия хоть сколько-нибудь содержательных описаний. Ещё со школьных лет у меня складывалось впечатление,  что подобные знания тщательнейшим образом цензурируются. Возможно, их хватает обывательским умам, но не тем, кто привык добиваться истины.
Руквуд не выносил неоправданно сокрытых данных о тех или иных науках. Знания не имеют метафизической принадлежности - эти слова за двадцать пять лет своей жизнь он повторял много раз и был абсолютно в них уверен. И сейчас ему отчего-то казалось, что Долохов, если и не согласился бы с ним, то определённо понял бы его точку зрения. Странно, но этот человек удивительно располагал к себе даже тогда, когда просто молчал. До этого дня Руквуд считал себя единственным обладателем подобного умения, но в данном случае он, похоже, столкнулся с врожденным талантом. И пусть он прекрасно знал, как это работает, Август почувствовал, что нуждается в этом. Это была та самая навязчивая и постоянно ускользающая от него мысль: какого-то вопроса, каких-то знаний, которыми он обладал когда-то, но отчего-то забыл. Необъяснимое чувство, тяга, беспокойство, сопровождавшие его последние восемь лет. Изнутри собственного подсознания на него оглянулся его разум. Может быть, это оно?
- Моя специализация артефактология,  - вдруг продолжил Август, не дожидаясь ответа. - Работа и впрямь интересная, хотя бы потому,  что обязывает к частым и увлекательнейшим путешествиям, - он усмехнулся, опуская такие неотъемлемые характеристики,  как опасность и рискованность, делая скидку на общественное место. - Однако, ни разу они не заводили меня в ваши края. Хотя, опираясь на уже сказанное вами, эти места должны изобиловать сокровищами, - глаза Августа блеснули.

Отредактировано Augustus Rookwood (2015-02-19 18:29:45)

В ушах Августа "добропорядочные граждане" прозвучали довольно специфично; с долей издевки, цинизма и злорадства. В такие минуты, в приступе самокопания на ум приходили фаталистические размышления о том, что дурацкий неудачный день не задался с самого начала. И тогда каждое  событие в нем рисовалось в темно-серых тонах с черными, неприятными глазу прожилками. Мерлин бы побрал всех этих граждан и им подобных! Он, Руквуд, должен получить свои ответы, должен занять то место, которое ему предназначено и которого заслуживает. Ведь им, этим простым, недалеким смертным, озабоченным лишь ростом цен и  нестабильностью политического курса, невдомек, что бывают на свете такие, как Августус,  которым необходимо открывать тайны мироздания их микрокосмоса, чтобы обрести чувство собственной осмысленности, элементарного спокойствия - хотя бы простого сна! Августус Руквуд слишком часто в своей недолгой жизни глотал горечь вместо сладкого и приятного на вкус напитка из нормального детства и юности. И он никогда не жаловался - никогда и никому.  Но он устал. Устал выслушивать ложь о себе, устал чувствовать присутствие червя сомнений,  каждый раз старающегося отведать его живой плоти. Всё это он знал, видел, испытывал от одних и тех же людей: добропорядочных граждан, не умеющих ценить мир, в котором они живут.
Августус растянул губы в улыбке, не сумев скрыть некоторого разочарования. По сути противозаконным в данном случае является действие, а не слова, его характеризующие.  Впрочем,  причиной этой опечаленности был не Долохов, а, скорее, условности,  в которых собеседникам приходилось находиться.
Если только...
- Резонно, - довольно буднечно ответил Руквуд на слова о замкнутом английском патриотизме. Сам Август не знал цену этому явлению. Возможно, для него любовь к родине умерла в тот день, когда английский солдат расстрелял его отца и мать. И пусть теперь он был достаточно взрослым, чтобы понимать неразумность осуждения целой страны за преступление одного человека, он не испытывал ровным счётом никаких эмоций, когда речь заходила о национальном достоинстве.  -И я с удовольствием ознакомился бы с имеющимися у вас книгами. Это честь для меня.
В этом Руквуд был искренен всегда, в своём неустанном порыве черпать знания. И потому всегда выражал признательность тем, кто помогал ему. Это завидное качество было показателем не только пытливого ума. Магические науки, тайны волшебного миропознания заполнили пустоты в его одиноком существовании,  давая возможность не задаваться лишними вопросами, которым в любом случае никогда не было научного объяснения. Даже в мире магических сил.
- Мистер Розье говорил, что вы создали для его ведомства какие-то артефакты, - Август молча кивнул, осушив свой стакан, - Жаль вы вряд-ли можете о них рассказать, хотя в этой сфере я сведущ постольку -поскольку...
Действительно жаль... Слова Антонина вновь вернули Руквуда к мысли, промелькнувшей несколькими минутами ранее.  На первый взгляд казалось,  что Долохов не стал бы отказываться от предложения, которое Августа так и подмывало ему сделать.  Однако, он не мог быть уверен, что славянин, чистокровный маг до мозга костей, не окажется чужд подобным идеям и не сочтет их полнейшим безумием.
Рассказ о семейных ценностях благородного рода Долоховых Руквуду понравился, и в подтверждение этому на его лице отразился неподдельный интерес, пока славянин не умолк. Августус, не раздумывая, подхватил новую тему.
- Я бы сказал, что теоретически ничего невозможного нет, - глаза Августа хитро блеснули. - Хотя процесс этот, как вы выразились, весьма трудоемкий. Это похоже на то, как если бы пришлось воспроизводить неизвестное заклинание на родном языке, свойства и эффекты которого известны вам из другой культуры. Важны самые мельчайшие детали магических формул. А так как по-настоящему мощные артефакты или артефакты,  имеющие несколько свойств, состоят из целого ряда магических последовательностей, цепочек заклинаний, работа по их воссозданию представляется очень кропотливой. Но, прочем, как я сказал, - Август неопределенно повел бровью, глядя в прозрачное дно пустого стакана, - ничего невозможного нет, и я мог бы попытаться повторить ваши фамильные предметы. Но, вероятнее всего, перед этим мне придётся изучить ваш язык. И всё прочее, - многозначительно добавил Август, намекая на противозаконность их беседы. В этот момент дверь в "Дырявый котёл" открылась и внутрь вошло несколько человек, среди которых Руквуд узнал двоих сотрудников Аврората, когда-то поступивших на работу одновременно с ним. Не сводя с них глаз, пользуясь тенью занимаемого ими с Долоховым угла, Руквуд понизил голос, так, чтобы его было слышно только Антонину и добавил: - Я бы мог сделать их намного мощнее.
И опаснее...

Август внимательно следил за учтивым маленьким существом. Его добродушная мордочка была настолько мила и наивна, что даже не казалась уродливой. Август не испытывал никаких чувств в отношении домашних эльфов, гоблинов и прочей нежити. Если бы он бывал в своей квартире чаще, он бы завёл собаку или кота. С другой стороны наличие домовика в таких ситуациях, как эта, было весьма удобным и продуктивным. Именно в такие моменты преимущества магического мира становились неоспоримо очевидными.
- Туикенхэм, Эллендж-стрит 243, квартира 47б, - хмыкнув, ответил Август.
Он жил в абсолютно маггловском районе. Имел несколько знакомых соседей и не обзавелся ни одним другом за несколько лет, как, впрочем, и среди волшебников. Ему никогда не приходило в голову поселиться  ближе к магическим частям города. Казалось, что вне магических территорий как будто лучше думается. Словно в этом "другом" мире был другой воздух. И, сделав пару глубоких вдохов, можно вдруг увидеть ситуацию со стороны. Но в последнее время не срабатывал даже этот проверенный метод. Августус не мог избавиться от ощущения хождения по кругу. Замкнутому, порочному кругу - кольцевой дороге где-то под землёй, где в душных подвалах оставались запертыми и невостребованными все его идеи. Другие с их банальными предложениями были интереснее - понятнее, привычнее, сподручнее. А что требовалось от Августуса Руквуда,  специалиста по артефактологии? Организовать поставку партии защитных амулетов для Аврората и Хит-визардов. Остальное сгниет вместе с древними артефактами,  которые он находил. 
И то, что Антонин Долохов вот так просто был готов обеспечить Руквуда новыми знаниями, целями и задачами, которые предстояло выполнить, давало славянину в глазах молодого Невыразимца тысячу очков вперед. Августус почувствовал волнующий прилив вдохновения от одной только мысли, что, когда он вернутся домой, его будут ожидать в смирении и готовности открыть свои секреты несколько новых книг.
- Двойной, повторить, - коротко бросил Руквуд подошедшему официанту, с нарастающей жадностью вслушиваясь в слова Антонина.
Три диалекта, великий Мерлин!  Целый пласт другой культуры, влекущий за собой новые открытия, связи, переплетения тысячи тысяч магических формул, ведущих к глубинным истинам. Если Долохов станет его проводником в этот прекрасный новый мир, Руквуд готов сделать для него сотню мечей, которые будут превращаться во всех зверей и птиц, и становится любыми поясами, шарфами и шнурками, какие только пожелает славянин. Руквуд заметно оживился.  Мысли о несправедливости сами собой уступили место раззадоренному пытливому уму истинного рейвенкловца. Подоспевший официант поставил перед ним стакан двойного огневиски, и Руквуд немедленно пригубил его, чтобы смочить пересохшее горло. Весь погруженный в вырисовывающиеся перспективы, он не заметил, как осушил и этот стакан. В нынешнем состоянии, когда мозг Августа задействовал что-то большее повседневных резервов, его не мог остановить никакой алкоголь. Единственным напитком,  который мог с этим поспорить, был абгрейдженный огневиски авторства Аберфорта Дамблдора, после которого весь прочий алкоголь казался не крепче сливочного пива. 
Взглянув на озадаченно официанта, Руквуд растянул губы в улыбке, поставил пустой стакан обратно на поднос и жестом указал на барный стойку.
- Ваш заказ и есть вознаграждение, - искренне признался Август, когда они снова остались наедине. - Для меня нет ничего дороже... знаний.
Последнее слово он произнёс чуть более отчётливо. Это была его правда. Ничего и никого дороже. Только насущные, ощутимые, полезные знания, которые он мог употребить во благо самосовершенствования. Августус не ведал ни дружбы, ни любви. Он умел быть благодарным, умел быть преданным, но всё это так или иначе было связано с его единственной драгоценностью и смыслом - знаниями. Это было подобно жажде, которая на протяжении всей его жизни заставляла подниматься на ноги и бороться дальше, биться со всем миром. Ради знаний он готов был пожертвовать своим временем, спокойствием,  благосотоянием. Но насколько далеко он мог зайти в стремлении утолить свою.жажду, Августу не приходилось проверять. До селе это был только вопрос, заданный самому себе наедине с самим собой.
- Мне нужны книги по лингвистике, диалектов, языков, всех, которые вы сочтете нужными. А так же информация о свойствах и взаимодействиях артефакта - вашего или чего-то с ним сходного - из легенд или официальных магических источников, если такая имеется. - Август произносил слова негромко, спокойно, но более чётко, чем прежде. Рассчетливо. Подобные вещицы, как меч Долохова, Руквуд уже встречал упомянутыми в мифах, легендах древности. Разумеется, свойства разнились, но сама возможность превращения оружия в какую либо другую вещь или, редко, в живое существо, была характерна многим культурам. Артефакты времен Основателей - золотая эпоха для любого артефактолога. Цепочки вероятностей уже выстраивались в голове Августа. - Ну и что мне нужно больше всего, это вы. - В уголках губ Руквуда мелькнула улыбка, кое-кто из новопришедших авроров обернулся в их сторону, но Невыразимцу не нужны были глаза, чтобы заметить это. Неотрывно глядя на Антонина, он вдруг спросил: - Не желаете ли прогуляться?

Шире растянув губы в улыбке, Руквуд поднялся из-за стола, бросив на него несколько монет в счёт уплаты своей выпивки. Зал шумел, гудел, играла какая-то музыка. Ещё час спустя музыка будет играть чуть громче, а потом смолкнет, рассчитывая на постояльцев на втором этаже. Свечи подрагивали на деревянной люстре над их головами, а магия удерживала воск, не давая ему обжигать посетителей и тушить огонь. Как и во всех магических помещениях, здесь не меняли свечи – здесь обновляли заклинания. Август пошёл вперёд Долохова, показывая ему путь. Это была другая дверь, которая вела не в Косой переулок, а в мир магглов. Через неё заходили гораздо реже и совсем не в мантиях. Подойдя ближе, Руквуд снял с себя длинный чёрный балахон, служивший рабочей мантией, вынул палочку и проделал еле заметный пасс, направив на ткань. Повинуясь силе, мантия легко воспарила в воздух из его рук и в следующее мгновение начала стремительно съёживаться, пока не превратилась в нечто, не превышающее размеров носового платка. Убрав палочку, Август взял из «рук» пространства мини-мантию и убрал в потайной карман куртки. Теперь его внешний вид был ничем не отличим от того, как одевались магглы.
- Нам туда, - Руквуд кивнул в сторону двери во внешний мир.
Он понимал, что делает. Долохов был интересной фигурой. Таких людей непременно нужно иметь в коллекции. Отдававшийся своим ролям полностью, Руквуд действительно испытывал симпатию к славянину. И то, что теперь этот человек имеет прямой доступ в его квартиру, очень забавляло. Казалось, что Долохов от этой информации так же не прочь не отказываться. И ради того, что он предлагал, стоило пустить его в свой дом. Кажется, Антонин Долохов был чистокровным магом. Кажется, из древнего уважаемого рода. Руквуд не чувствовал своей ущербности перед чистокровными, но у последних было весьма завидное на взгляд невыразимца преимущество: знания, выражающиеся в семейных библиотеках, реликвиях, артефактах, а иногда и просто историях. Наличием подобного Руквуд похвастаться не мог, однако умел очень быстро усваивать. Выдрессированная память помогала ещё в школе. Ведь когда проникаешь в запретные зоны библиотеки Хогвартса, у тебя нет нескольких часов, чтобы спокойно и методично изучать содержимое, как было сделано с тем, что дозволено. То же касалось и маленьких подарков, которые преподносил Руквуду Аберфорт: тёмномагические фолианты нельзя было долго хранить в школе, их следовало возвращать, чтобы исключить возможность обнаружения, случайного или намеренного. А Долохов знал очень много. Во-первых, это успел озвучить Розье, во-вторых, человек, преподающий окружающим Защиту от Тёмных искусств, не может обладать поверхностными знаниями, а в-третьих – это читалось по его глазам. В нём чувствовался дух экспериментатора, и это было близко Руквуду. Нет, можно было бы предположить, что выпивка, купленная Долоховым Руквуду, была щедрым даром иностранного гостя, и это объяснение Август не отрицал до конца. Но то, с каким любопытством славянин следил за Руквудом, могло подсказать, что Долохов ставит свой маленький эксперимент над британцем. Говорят, у них там алкоголь воспринимается совсем в других масштабах, чем здесь, на Альбионе. Что ж, и среди топчущих землю острова людей тоже жили субъекты, довольно лихо расправляющиеся с зелёным змеем. Руквуд прошёл этот маленький тест и намеривался показать Долохову большее, но намерение это было только верхушкой айсберга.
Вечерняя Чаринг-Кросс светилась огнями, вывесками и была наполнена людьми. Кафе, рестораны, кинотеатр. Небольшое пространство, вполне уютная лондонская улица, не слишком маленькая, но и не слишком широкая, чтобы впускать в себя несколько рядов машин, с которыми неизбежно приходила суета. В вечерний час автомобили ездили редко, в основном просто стояли прикаркованными. Погода благоприятствовала, выражаясь в тёплом ветерке и температуре чуть больше двадцати градусов. Откуда-то доносился запах цветов, свежей выпечки, ненавязчиво играла музыка, меняясь в зависимости от того, какое заведение они проходили. Спокойная, мирная жизнь мирных людей. Этот мир был понятен Руквуду. И было любопытно, как в нём ощущает себя Долохов.
- Здесь мы можем говорить на любые темы, - Август запихнул руки в карманы брюк. – Никто нас не подслушает, а прочие просто не поймут. Да и у мистера Огдена к вечеру становится несколько душновато.
Впервые в жизни Августус шёл по миру обычных людей в компании с магом. Как правило, последние не терпели такого столпотворения немагического населения, испытывая даже некоторую неприязнь, которую, порой, можно было заметить даже в глазах самых, казалось бы, благородных из истинных волшебников. Хотя, что есть эта их истина? Что давала им их чистая кровь кроме громких эпитетов, в физиологическом плане? С точки зрения учёного, каким по праву был Руквуд, это было совершенно нелогично. Во многих случаях ему казалось более выгодным для расы волшебников ассимилировать на более многочисленной расе обычных людей, если всех, конечно, можно считать различными расами. И в этом случае такой лидер как Гриндевальд, уже не смотрелся бы завоевателем и угнетателем. В этом случае он мог бы просто занять выгодное место в слоях власти, подтянув своих людей безболезненно и бескровно для обеих сторон, а после разделять и властвовать. Предрассудки всегда мешали прогрессу и более активному развитию. И продолжали мешать до сих пор.
- Скажите, Антонин, что вы думаете обо всех них? – продолжая неспешно идти наравне с собеседником, Руквуд глянул в сторону гуляющих. – Как в вашей стране относятся к магглам? Более жестко, чем в Британии или более лояльно, как к Искусствам?

Мимо них, бухтя двигателем, проехал тёмно-зелёный автомобиль. Стайка молодёжи обогнала двух скрывающихся магов, огибая с обеих сторон, словно податливая вода два булыжника. Вереница звонкого смеха как вспышка – прозвучала и угасла, быстро утонув в море других звуков. Внезапно привычный мир стал несколько неуютным рядом с непривычным человеком. Непривычным для прогулки по привычному миру. Август на мгновение представил их обоих, идущих по магическому Лондону. Нет, совершенно не то. Во-первых, таких улиц слишком мало, чтобы, идя по ним, остаться незамеченными и не подслушанными. А во-вторых, своей узостью, предсказуемостью, известностью они словно сковывали цепями, насильно запихивали в рамки, диктовали условия и не давали сделать ни шагу в сторону. Руквуду этого было мало. Ему нужно было что-то большее. Вот только что?
На комплимент своему чувству юмора Август ответил растянутыми в улыбке губами. Похоже, чистокровному не очень-то здесь нравилось. Закостенелое сознание, нужно простить колдуну его категоричность. Разве что, немного жаль. Видимо, в глубине души Руквуд всё же надеялся услышать не традиционный взгляд на вещи. Но надежда, как известно, вещь совершенно бесполезная – невыразимец убеждался в этом всю свою жизнь.
Август посмотрел на Долохова в ответ. Его мысли на лице, как всегда и водилось, не выразились. Он смотрел на славянина спокойно, будто они обсуждали качество напитков, которые имеет смелость распространять мистер Огден.
- Знаете, моя работа обязывает меня задумываться обо всём, - ответил Август на вопрос Антонина по схеме «от общего к частному», - потому для меня это вполне естественно. Отдел тайн занимается множеством различных отраслей, и, поверьте, многие из них показались бы странными рядовому магу. Вопрос о магглах как раз из таких. – Мимо мужчин проскользнули две молоденькие девушки, одна из которых недвусмысленно глянула на Долохова. Демократичный Лондон всегда готов был приветствовать иностранцев, а веяние другой далёкой культуры создавало последним довольно выгодный ореол. При желании этим можно было отлично воспользоваться. При желании можно было бы добиться многого. Даже в протоплазме увидеть плодородную среду, а не примитивную составляющую материального мира. Было бы только это желание. – И вы верно подметили, нейтрально настроенных магов в Англии мало. – Руквуд прервался на мгновение, позволив себе глубоко вздохнуть. Выражение его лица по-прежнему не менялось, не давая никаких подсказок собеседнику, испытывает ли он какие-либо эмоции или нет. – Лично мне кажется, что задумываться стоит всем. Но задумываться результативно можно лишь тогда, когда не мешают субъективные мотивы. Любопытно, что вы использовали это слово, «протоплазма» - Август чуть улыбнулся. – Насколько я привык, колдуны, выросшие в магической среде, не знают даже, что такое лыжи, что уж говорить о биологической терминологии. Но, раз уж вы сами сказали, неужели вы никогда не задумывались, отчего эта протоплазма, то есть магглы, периодически рождает существ, наделённых особенной силой? Какие процессы отвечают за то, что в одной семье, где родилось двое детей, один из них может обладать способностями к магии, а другой нет?
Руквуд впервые озвучивал свои мысли. Пока они только начинали формироваться в его сознании, и ему вдруг захотелось проверить, как такие темы будут звучать в ушах других магов, какие вызовут реакции. Вопрос был весьма спорным, скандальным, и, если он когда-нибудь будет поднят среди узких научных магических сфер, вызовет много отрицаний. В этом Руквуд почти не сомневался. Но, как и на младших курсах Хогвартса, когда маленький грязнокровка донимал профессоров, почему исполнение движений заклятья Вингардиум Левиоса должно соблюдаться так строго и не работает в других случаях, Руквуд был уверен в том, что идёт по правильному пути. Детская любознательность привела его в Отдел тайн и статусу самого успешного молодого сотрудника, с возможностью достичь уровня настоящего учёного через несколько лет. Может быть, вот эти идеи приведут его к прорыву в магическом миропознании?
В этот момент Августусу подумалось, что Долохов мог бы счесть его слова пустой болтовней. В конце-концов, они впервые вели личную беседу, не стеснённую определёнными обстоятельствами и условиями. И Руквуду не хотелось показаться голословным.
- Простите, если разговор кажется вам утомительным, - ровно проговорил он, - но в масштабных спорных вопросах гораздо продуктивнее беседовать с человеком, не занимающим ту или иную сторону. Понимаю, что мои слова могут показаться вам лишёнными смысла, но подумайте вот о чём: что если, узнав все ответы, мы могли бы лучше понять силу в самих себе; мы могли бы расширить границы наших знаний до такой степени, что смогли бы излечивать сквибов, минуя проблемы вырождения.
Голубые глаза Руквуда блеснули сталью. О мире, породившем его, он рассуждал как о подопытном материале на своём предметном стекле.

Солнце медленно закатывалось за горизонт. Улица, по которой шествовали двое магов, наконец, иссякла, прекращая свой неспешный бег, перетекая, словно приток в шумное русло реки, в огромный и весьма красивый сад. Людей здесь было не так уж и много, оттого свободные скамейки так и маячили призывно перед глазами, услужливо предлагая гуляющим свои удобные деревянные сидушки. Руквуд рукой указал Антонину на одну из таких скамеек, молча обозначая таким образом, что можно присесть и поговорить в ещё более спокойной обстановке.
Наверное, это был тот самый момент, когда невыразимец наконец-то мог быть хоть с кем-то откровенным. В любом случае, он ведь ничего не теряет. Долохов даже не работает в Министерстве, а если и расскажет кому-нибудь об идеях, витающих в голове молодого учёного, последнего не ждёт ничего серьёзнее очередного разговора о том, что у каждого своё место под солнцем, а Руквуд явно замахивается на чужое. Таких разговоров Август пережил уже, кажется, около тысячи и умел выслушивать смиренно, не вслушиваясь ни в одно слово.
Августус прекрасно понимал, о чём говорил Долохов, спрашивая о его мнении о магглах, но решил говорить совсем на чистоту, если уж решился говорить.
- Прежде всего, я отношусь к магглам фактом своего рождения, - озвучив эту истину, Августус не ощутил никакого волнения. Он всегда считал себя свободным от предрассудков. К тому же, если Долохов ещё не догадался об этом по тому, как раскрепощённо чувствовал себя невыразимец в немагическом Лондоне, он в любом случае узнает это позже. – Мои родители были обыкновенными людьми и погибли, когда я был совсем мал. Я первый волшебник в своём роду. Но, даже не смотря на то, что, узнай магглы о моих особых способностях, они непременно бы отвернулись от меня, я не могу отвергнуть того, что принадлежу к их миру. Так же, как и к магическому, - Руквуд усмехнулся, глянув куда-то в сторону. – Знаете, иногда очень забавно ощущать двойственность своей жизни, - он произносил слова с ухмылкой, но какой-то сталью в голосе. – Понимаешь, что ты можешь свободно жить в обоих мирах, но, судя по всему, чужой в каждом из них. - Однако, в следующую секунду, невыразимец чуть тряхнул головой, будто этим незамысловатым движением мог отогнать лишние лирические отступления. – Уверен, что вы знаете, - тут же продолжил он, - что у магглов есть такая наука как генетика. И две самые монументальные гипотезы происхождения вселенной. Одна из них зовётся теорией эволюции. Согласно этой теории все существа на планете постепенно изменяются, эволюционируют по ряду различных причин. Человек, будучи когда-то более низшим существом, постепенно приобрёл разум и тот статус сознания, каким владеет сейчас. Геном человека, его клетки, так же изменялись, но позже прекратились. Этого факта маггловские ученые никак не объясняют. Но ведь мы с вами точно знаем, что они и не владеют полной картиной мира, чтобы отвечать на такие глобальные вопросы. И я подумал… - Руквуд заглянул Долохову в глаза, стараясь не упускать ни одного изменения в его лице, любопытствуя, как он отреагирует на все эти слова, - что, если эволюция человека продолжается и уже давно. Тысячу с лишним лет, если не больше. И пример этой эволюции – мы, - Август начал снова говорить увлечённо. Идея, уже давно насыщавшая его сознание, словно активизировалась, превращённая в слова, и продолжала развиваться в мозгу, пока невыразимец произносил звук за звуком, обретая новые детали, и указывая на следующие пути собственного развития. – Это бы объясняло, почему не все магглы становятся магами, почему изменения происходят не у всех. Потому что это мутация организма, она происходит постепенно и не влияет на всех особей сразу. Может быть, ещё через тысячу лет весь мир и станет магическим. Но сейчас маги это… сверхлюди. Следующая ступень развития человечества.
Руквуд замолчал, вдруг услышав, как его слова повисли в пространстве. И в этот момент, он показался самому себя ужасно глупым. Не нужно было вываливать это на голову славянина. Не нужно было вообще ни с кем этим делиться. Двадцать четыре года, а всё ещё ведёт себя, как школьник. Август нахмурился, поглощённый своими мыслями, утрачивая контроль над эмоциями. Наверное, Долохов сидит сейчас и думает, как наивен и глуп мальчишка-фантазёр, и уже придумывает, как бы мягко послать его домой спать.
- Не судите строго, я никому никогда об этом не рассказывал, - негромко сказал Август, глядя куда-то в сторону, на череду фонарей, светящих на другом конце сада. – В Отделе меня… не очень-то понимают. Считают, что я лезу не в своё дело и забиваю голову лишними мыслями. Но даже в своём деле я давно обошёл каждого из них, - в голосе Руквуда снова зазвенела сталь. – Они не могут видеть ничего дальше собственного носа, они не способны развиваться. А для меня это всё… - Август снова взглянул в глаза славянину, но на этот раз не ища в них ответов, а говоря твёрдо и уверенно, намериваясь оставаться таким, что бы ни думал, ни сказал маг. – Я знаю, что я движусь в правильном направлении. Да, возможно, это самое начало пути и его конец я не увижу, потому что просто не хватит жизни. Но… я чувствую, что прав. Я знаю, что с помощью этих знаний следующим поколениям волшебников будет намного более ясна и понятна магия как таковая. Если мы узнаем суть самих себя, мы узнаем намного больше о силе, текущей по нашим венам.

Один из фонарей по ту сторону парка неуверенно замигал, грозясь потухнуть. В будущем году с окончания войны в мире смертных минует двадцать лет. Той самой жуткой войны, которую невыразимец отчего-то хорошо помнил, хоть и был совсем мал в те годы. И пусть за эти двадцать лет случилось так много, всё ещё казалось, что земля не оправилась от тех чудовищных дней. Если вообще сумеет. Хотя на местах, где проливалась кровь, уже давно цветёт трава и цветы, тянутся к солнцу стволы молодых деревьев. И только в человеческой душе оставленные раны лишь чуть-чуть подсохли, но, кажется, совсем не собираются затягиваться.
- Довольно сложно убедить магическое большинство в полезности знаний о соседствующем с ними мире, когда практически каждый из них считает всё, касающееся этой темы, абсолютной глупостью. Если не хуже, - взгляд Руквуда зацепился за подрагивающий мёртвый свет. Иногда он не мог понять самого себя, отчего в его голове постоянно возникают эти эмоции о конфликте с чистокровными, с магглами - с теми, кто не принимает его? Может быть, чаша терпения наконец подходила к своему логическому завершению? Может быть, он просто устал от того, что мир вокруг него постоянно вставляет палки в колёса? Да, этот мир уже, вроде бы, и не пытается убить. Или просто нашёл другой способ: давить исподтишка. Открыто желать смерти это, по крайней мере, честно. – Но спасибо за эти слова. Это для меня много значит.
Августус в очередной раз посмотрел на Долохова. Было в нём столько непохожего на людей, встречавшихся невыразимцу ежедневно. Славянин рассуждал по-другому, задавал совсем другие вопросы, в которых был непредсказуем в сравнении с привычным штамповым поведением англичан. Он был словно глотком свежего воздуха, попавшего в душный британский мир, застрявший в череде повторяющихся условностей и заплесневевших ценностей и традиций. Долохов, кажется, видел мир по-другому. Руквуду всегда казалось, что и он сам изначально занимает не совсем то место под солнцем, за которое борется абсолютное большинство. Ему казалось, что он стоит где-то неподалёку, откуда может за всем наблюдать и делать свои выводы. Вот и Долохов был таким же. Только пришедшим с другой стороны света. И эти ощущения делали его в глазах Августуса более близким по духу, чем кто-либо. Похожим на того человека, из давнего воспоминания…
- …Так можно ли быть уверенным, что за этот короткий срок, имея в своем распоряжении лишь ограниченное число человеческих поколений, генетика установила отсутствие изменений... достоверно?
- Вы правы, пока эта отрасль оперирует больше теориями, чем доказательствами и фактами. И я уверен, что «отсутствие изменений» обуславливается незнанием полной картины мира. Магглы не смогут усмотреть это, пока не поверят, не увидят магию как вполне материальную могущественную силу, а не розовую пыль из детских сказок. Но так же и маги не смогут двигаться в развитии дальше, не зная всех условностей вселенной, - Август замолчал на мгновение, покачав головой каким-то своим мыслям. – Антонин, вы не представляете, это ведь бездна исследований! Это годы поисков и нахождений, но я уверен, что это стоит того. Да, это перевернёт мир – оба мира. Но… ведь это правда, - он заглянул в тёмные глаза славянина так, словно искал поддержки, понимая. Он же говорил такие очевидные вещи. – Правда не должна быть сокрыта. Знания должны принадлежать всем, у них нет тёмной и светлой стороны.
Когда Долохов произнёс роковые «можно только надеяться», огонёк в голубых глазах Руквуда почти потух, оставляя взамен себя поблёскивающий сталью цинизм. Отвалившись на спинку скамьи, он снова посмотрел на ранее подрагивающий свет фонаря. Тот мигнул ещё один раз и потух. Бесконечно символично, надо же.
- Если честно, вот этого у меня как раз и не осталось – надежды. – Август выдохнул. Занятый лишь своими мыслями, первый раз высказывая их кому-то настолько откровенно, он уже не контролировал своих эмоций. И по его лицу было видно, что именно он думает о возможностях проведения той самой бездны исследований, о которой говорил так вдохновенно. – Даже в Отделе тайн, не подчиняющемся никому, кроме министру, есть люди, которые ни за что не станут делать уступки в пользу новых открытый. Уже нет таких людей, которые, как в прошлые века, могли пойти против воли Министерства и продолжать работу даже тогда, когда Отдел официально распустили. Те невыразимцы боролись за лучшее будущее, за знание, науку как таковую. Нынешние же пекутся только о себе. А так невозможно достичь ни одной вершины. Так не достать до звезды, как говорят магглы.
И тут Август снова вспомнил о том давнем воспоминании…
- Антонин, вы ведь… знаете многих? Мерлин, откуда? Он ведь иностранец. – Руквуд поджал губы, пытаясь найти правильные слова. – Знаете, несколько лет назад я встретил одного человека. Кажется, наяву встретил. Я почти в этом уверен. Почти... – Август снова замолчал. Как же глупо звучали его слова! Но отчего-то ему казалось, что он должен поделиться воспоминанием с Долоховым. Не важно, почему. Он чувствовал это. – Я знаю, всё это странно, я почти ничего не помню о нём, кроме его голоса и общих черт. Я даже не могу сказать, что именно он говорил, - Руквуд усмехнулся собственным словам. Долохов точно должен счесть его психом. Бедный юноша, совсем двинулся, сидя в своём Отделе тайн, корпя над своими сенсациями. – Но его голос. Он звучал так уверенно, властно. Он знал, что делал и единственное, что я помню отчётливо, это его обещание, что он найдёт меня. Что когда придёт время, я узнаю его. Это не может быть сном, - эти слова он будто сказал самому себе. – Это слишком реально для сна. У него пронзительные глаза, словно ему подвластна легилименция без палочки, он высокий и гордый, и это не манера поведения – он такой есть. Будто в нём есть что-то многим большее, чем кажется на первый взгляд… - Августус заглянул в лицо Антонина, пытаясь прочесть по нему его мысли. – Последнее время я всё чаще думаю о нём. Кажется, уже восемь лет прошло. Я бы хотел теперь найти его. Это безумие, но… это вам никого не напоминает?

Августус замер, глядя на Долохова. Со стороны могло показаться, что в его лице ничего не изменилось, но взгляд как будто прояснился. Впервые за этот вечер славянин предстал перед ним совершенно иным человеком. Больше не магом, имеющим тех же знакомых, что и сам Руквуд, не занимательным и, бесспорно, глубоко начитанным и интеллектуальным собеседником. Август не мог бы подобрать нужных слов, чтобы описать своё переменившееся отношение, настолько был важен и бесконечно ценен этот момент. Долохов сказал ему больше, чем Руквуд мог ожидать. Было совершенно верным решением довериться этому человеку и рассказать ему о том, в чём, на самом деле, и сам до конца не был уверен. Полузабытый сон, кажущийся реальностью лишь на несколько мгновений, пока пытливый ум не начнёт выискивать доказательства и требовать подтверждения. И если раньше Руквуду приходилось с головой погружаться в пучину сомнений, не имея на руках достаточно средств, чтобы убедить самого себя, то теперь – теперь у него была правда. Да, Долохов сказал именно это – правду. Сон Руквуда не сон, а реальность. Реальность, через которую проходил не только он, но и сидящий напротив маг. Реальность, которая возвела Антонина на иной уровень познаний. На тот, о котором он и не мечтал. Так же как Руквуд. Эту схожесть, казалось, сближала неимоверно.
Никогда в своей жизни Руквуд не испытывал столько благодарности к кому-либо. Разве только к Аберфорту, старику-бармену, отчего-то проявившему к нему неподдельную заботу, пусть даже и сам Аберфорт наверняка это отрицал. Долохов же стал персоной несколько иного ранга. Теперь для молодого невыразимца он стал тем, кто сказал: «Твои надежды не беспочвенны, твои мечты будут реальностью. Между тобой и ими осталось несколько шагов» И это были не пустые обещания. Это были слова человека, который испытал то же, что и Руквуд – получил то, к чему стремился одинокий грязнокровка. Этот человек существовал! Этот маг не выдумка школьника-заучки! Конечно же, Антонин, как тонкий психолог, не сказал ничего конкретного, но в то же время сказал весьма твёрдо: «верить ему»
По глазам Руквуда Долохову должно было быть всё понятно без слов – то, что его собственные слова были совершенно ясно услышаны и поняты правильно. Руквуду хотелось отблагодарить его, но он совершенно не представлял, как. Что он может дать тому, кто уже получил неизмеримое? Сейчас именно Долохов был тем, кто дал Августусу Руквуду намного больше, чем последний мог надеяться.
- Нет, не сомневаюсь, - тихо проговорил Август. – Я сомневался в себе, но теперь… - он заглянул в тёмные глаза собеседника, - вы вернули мне надежду. Я знаю, этого мало, но спасибо вам, господин Долохов. – Он был уверен, что расспрашивать о большем было бы непозволительно. Если бы маг хотел или мог сказать большее, он бы сказал это. Но Антонин указал на то, что всему своё время и Руквуду следует терпеливо ждать. Потому, желая подчеркнуть своё почтение, он подбавил: - Я в долгу перед вами.