Marauders: Pumpkin juice! |
|
Hic sunt leones - Minerva McGonagall Педсовет - Alice Longbottom Уроки этикета - Remus J. Lupin |
|
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » Страницы прошлого » Вопрос на любой ответ
1. Участники: Olive Hornby, Lord Voldemort
2. Дата и место действия: 1943, май и позже. Хогвартс и окрестности.
3. Описание: Время от времени накапливается столько вопросов, что лучше их кому-нибудь задать. Хотя иногда значительно позже ты понимаешь, что совсем не хотел бы получать некоторые ответы.
Оливия неспешно шла вдоль столов большого зала. Длинные фалды чёрной мантии картинно разлетались прочь от её ног, ступающих в одну линию, как всегда учила дорогая матушка. «Грудь вперёд, плечи расправлены» - мерещился её говор в подсознании. Оливия не следила за этим, навыки давно переросли в привычку, но вот многократно повторяемые слова до сих пор всплывали в памяти в виде ассоциативного ряда.
Заканчивается завтрак, до начала занятий двадцать минут. Сегодня первым уроком трансфигурация, не самый сложный в мире предмет. Столы постепенно пустеют, её подруги уже ушли – она сама отправила их вперёд, сославшись на забытый в гостиной Райвенкло пергамент. Всё утро Хорнби следила за одним-единственным человеком и ей совершенно не нужны были посторонние. Следила пристально, наблюдала с любопытством. Выжидала. Подходящего, нужного момента, того самого, удобного. Старалась вести себя буднично и ничем не выдать своего интереса. Но за одними и теми же мыслями даже не запомнила, что ела на завтрак. И вот он, её заветный шанс. Она идёт ему навстречу.
Том Риддл встал из-за стола в окружении своих друзей. К счастью, они опередили его на несколько шагов, ей не придется пробираться сквозь их плотную толпу. Чем меньше между ними оставалось расстояния, тем яснее Оливия чувствовала лёгкое волнение, клокотавшее в груди, где-то на уровне солнечного сплетения. Похоже на стайку бабочек, пытавшихся вылететь изнутри неё.
Кажется, со дня происшествия в женском туалете прошёл месяц или уже больше. Всё это время она никак не сталкивалась с ним. Знала, что он рядом, всё-таки на одном курсе, но не делала никаких попыток заговорить с ним. Как, кстати, и он. Отчего-то ей казалось, что нужно выждать время. Хотя, зачем? Она ведь никому ничего не сказала. И не скажет, ни за что на свете. Зачем же тогда ждать? Это глупо и очень по-детски. Оливия поняла это недавно и ещё несколько дней настраивалась на то, чтобы сделать следующий шаг. Нужно же было, в конце-концов, дождаться этого самого удачного момента.
Но, в то же время, зачем ей подходить к нему, ведь он, как уже было замечено, не спешил с ней общаться. И опять же, зачем ему это делать? Что бы он ни делал в том туалете, рядом с бездыханным телом Миртл, с какой стати ему искать встречи с человеком, который его, практически, за этим уличил? Что с того, что она ничего не сказала? Не сказала и спасибо. Может быть, своим молчанием он это и выражал. Так зачем она идёт к нему?
Эта мысль пронзила Оливию в двадцати шагах от Тома. Зачем она всё это делает? Что всё это ей даст? Они, конечно же, однокурсники и с этого года, когда оба вступили в должности старост своих факультетов, так или иначе общались ближе, чем раньше. Но разве она могла похвастаться тем, что знает Тома Риддла? Ничего она о нём не знает, ровнёхоньким счётом ничего. Кроме случая в женском туалете. Вот только этот случай не открывает тайну личности слизеринца, а скорее наоборот, прячет пуще прежнего.
«Ну и что?» - задался вопросом внутренний голос. Не сбавляя темпа, Оливия вдруг просветлела от собственной догадки. Чтобы раз и навсегда разогнать все эти позорные в своих сомнениях мысли, нужно было задать всем им один-единственный вопрос: «Что будет, если сейчас, прямо в эту самую минуту, она просто развернётся и уйдёт?» Что если остановиться, пройти мимо и навсегда упустить этот шанс? Всё просто: тогда она будет жалеть об этом ещё очень и очень долго.
-- Том, - Оливия окликнула Риддла и, чуть ускорив последние три шага, подошла к слизеринцу, беря его за локоть, тем самым заставляя притормозить и чуть отстать от своей компании. – Привет, - она улыбнулась одними губами и, как только он обернулся, убрала от него руку. – Хотела попросить тебя об одной услуге: экзамены уже совсем скоро, а я немного отстаю по Защите от Тёмных искусств. Ты не мог бы помочь мне с подготовкой?
Том поймал себя на мысли, что только что заснул, прямо сидя за слизеринским столом в Болшом зале. В последние недели он не спал почти совсем. Собственно, накануне СОВ мало кого можно было удивить таким, многие студенты проводили все свободное время в библиотеке, а потом продолжали занятия в гостиных, набрав со стеллажей побольше книг. Риддл тоже много занимался, в том числе и после отбоя, но это было, скорее, побочным эффектом: когда через неделю после ритуала он, наконец, понял, что бессонница, скорее всего, была обусловлена именно им, решил не тратить освободившееся время зря и продолжил изучение источников, потому что заниматься подготовкой к экзамену с его уровнем знаний было бы просто смехотворно.
О том, как побороть неприятные последствия ритуала источники, однако, умалчивали, ограничиваясь предупреждением об "ужасных последствиях", подстерегающих любого, кто будет достаточно неосторожен, чтобы связаться с Темными Искусствами. Еще через пару недель Том забросил эти поиски: грозившее школе закрытие заняло все его мысли, и пришлось сосредоточиться на том, чтобы найти Диппету виновника преступления. Как ни странно, пока он занимался этим делом, отступила и бессонница. Правда, только для того, чтобы вернуться опять, и теперь, спустя четыре дня после исключения Хагрида, когда ни в каких активных действиях больше не было смысла, слизеринец в буквальном смысле отключался на ходу. Ну или как сейчас, за завтраком.
Риддл поднял голову и заметил, что несколько однокурсников выжидательно смотрят на него. Они явно не понимали, что происходит с их лидером, но - он буквально кожей чувствовал - многие из них выжидали любого проявления слабости, чтобы разрушить пока еще непрочную его репутацию и власть. Кое-кто до сих пор не мог смириться, что грязнокровка не только учится на факультете Салазара, но и смог объединить этот факультет вокруг себя. Староста встал из-за стола, и сделал несколько шагов по направлению к подземельям вслед за остальными, когда почувствовал прикосновение к локтю. Он резко обернулся, палочка оказалась в правой руке почти автоматически. Но перед ним была всего лишь Оливия, староста с рейвенкло. Том кивнул девушке и ответил точно такой же вежливой улыбкой.
Её просьба была странной. То есть, пожалуй, в ней не было бы ничего удивительного, если бы она исходила от кого-нибудь из слизеринцев. Как староста он был обязан помогать отстающим, и никогда от этой обязанности не отказывался, роль наставника имела ряд преимуществ, и за редким исключением, все подопечные рано или поздно не отказывались быть полезными. Но представители других факультетов обычно обращались к своим. Что уж говорить о рейвенкло - едва ли в этой башне не обитали хотя бы несколько человек, способных помочь в подготовке к экзамену. Впрочем, чем более странной была подобная просьба, тем больше бонусов она могла дать в последствии.
- Конечно, Оливия, в чем вопрос. Можем встретиться после ужина в библиотеке. Или, - он приподнял бровь, выражаю вежливое и почти равнодушное удивление, - это не терпит отлагательств? В таком случае, на третьем этаже есть несколько всегда путующих кабинетов, можем занять один из них.
Она снова встретилась с его взглядом. Сейчас в этих глазах было, пожалуй, меньше холодного огня, пылавшего в них в тот вечер. Но стоило лишь приглядеться и становилось ясно, что пламя всего лишь затаилось, но никак не угасло. Мысли проносились в её голове со скоростью звука. Что же до чувств, то, как ни странно, как только ей удалось завладеть его вниманием, всё волнение в груди улеглось, будто и не было. На мгновение ей стало даже несколько удивительно от собственной реакции: слизеринец одним своим присутствием делал твёрже землю под её ногами. Не говоря уже о том, что весь он, не прилагая никаких усилий, удерживал вокруг себя стоящих рядом людей, словно заочно, без всякой палочки и произнесённых заклинаний был окружён неизвестной, но довольно действенной магией.
Любопытно, что чувствовали другие? Рядом с ним стояли юноши более влиятельные и успешные в своей жизни, чем Риддл, однако каждый из них, казалось, по умолчанию уступал место лидера ему. Такие как Нотт или Лестрейндж. В эту минуту Оливия заметила, что упомянутые молодые люди, сопровождавшие Риддла, задержались, дожидаясь его, становясь невольными или наоборот, намеренными свидетелями их разговора.
- Это терпит, - в той же манере ответила Хорнби. – Встретимся после ужина на третьем этаже.
Бросив короткий взгляд на тех, кто оценивающе смотрел на неё, райвенкловка поспешила на занятия.
Три пары прошли будто за два часа. Её собственная реакция по-прежнему была ей нова. Она обнаружила в себе некое подобие предвкушения предстоящей второй встречи с Риддлом. Она заметила, что её мысли, так или иначе всё время возвращаются к этой теме. Она поняла, не без удовольствия, что, ни смотря ни на что, вместе эти факторы лишь увеличили процентную составляющую её работоспособности, даруя вдохновение, если это можно было так называть, желание добиваться более высоких целей, проникать глубже в любимые науки. День был словно на подъёме, однако с наступлением ужина Оливия осадила саму себя. Чрезмерное количество эмоций не приводит ни к чему хорошему, а сегодня Хорнби, пожалуй, перевыполнила месячную норму. Нужно было успокоиться, отметить пережитое как уже прошедшее и трезво взглянуть на складывающуюся ситуацию. Она по-прежнему ничего не знала о Томе Риддле, юноше, который проводил неизвестный ритуал над остывающим трупом плаксивой девчонки. И пусть официальная версия закрепляла вину за лохматым полувеликаном и представляла свой вариант гибели Миртл, Оливия, знающая правду, не имела ни малейшего понятия, от чего именно умерла её сокурсница.
Изобретя ещё несколько предлогов, чтобы улизнуть от подруг, Оливия поднялась на третий этаж, проходя к одному из тех самых пустующих кабинетов. Открыла дверь, заходя в пыльное помещение. Стоило сделать шаг и магические свечи разрушили сгущавшуюся доселе тьму. Оливия огляделась, кладя сумку на один из столов. В тонких пальцах блеснуло отполированное тёмное древко палочки.
Свободных кабинетов в Хогвартсе было множество. Но когда необходимо было использовать какой-нибудь из них для дополнительных занятий, Том обычно выбирал именно этот. Сложно сказать, почему. Рейналф иногда говорил что-то насчет того, что преступник всегда возвращается на место преступления. Может, в этом действительно был смысл, Том не знал. Но так или иначе, часто возвращался сюда, в эту комнату, неподалеку от неработающего теперь женского туалета. Впрочем, он и не думал, что у кого-то этот выбор места для практики может вызвать подозрения, поэтому теперь спокойно ждал рейвенкловку, сидя на одной из перевернутых парт. Освещать класс Том не стал. В этом пока что не было необходимости. Кроме того, он неплохо видел и в темноте, особенно в последнее время. Вообще, ритуал имел на него какое-то странное, совершенно неожиданное влияние. Слизеринец день за днем открывал в себе какие-то новые черты, а иногда и возможности, которых не было раньше, как будто не потерял часть своей души, а обрел что-то. Книги, в которых повествовалось о возможных последствиях "Темнейшего искусства", явно преувеличивали опасность. И, кто знает, может это делалось специально, исключительно ради того, чтобы сохранить такие возможности для действительно сильных духом.
Риддл усмехнулся. Конечно, это всего лишь досужие рассуждения. И бессмысленные ко всему, потому что отступать уже поздно. Ну да, всегда ведь оставалась возможность раскаяться в свершенном и воссоединитьидушу с риском для жизни. Но ради чего? Чтобы вернуть себе здоровый сон в обмен на бессмертие? Да и в чем, собственно, он должен был раскаяться? Рейвенкловка погибла из-за собственной глупости и неуёмного любопытства, практически случайно. Сожалеть о её смерти? Серьезно? Да половина третьего курса сказала бы ему спасибо, если бы только знала. И похоже, девчонка тоже должна была бы быть благодарной, в конце концов, благодаря ему она обрела вечную... ну пусть не жизнь, но её подобие. Нет, раскаиваться определенно было не в чем.
Риддл взглянул в сторону открывающейся двери, чтобы увидеть старосту Хорнби. Ах да, кажется, ведь именно она обнаружила тело. Забавное совпадение. Или не совпадение? Он невольно прищурился, когда кабинет осветили несколько десятков свечей. Через несколько секунд глаза привыкли к свету, и он смог внимательно осмотреть девушку, пытаясь разгадать, в чем на самом деле смысл этой встречи. Но лицо казалось непроницаемым, а использовать легилименцию Том пока не собирался, оставляя этот ход на будущее.
- Оливия, - задумчиво проговорил он. - Итак, у тебя сложности с ЗоТИ. Надо же, никогда бы не подумал. Мне казалось, ты одна из лучших студенток курса.
Даже не надо было ждать ответа, чтобы понять, что подготовка к СОВ - просто повод. Проще говоря, ложь. Том не переносил, когда ему лгали, но ставить свои условия в общении с ней пока что не спешил. Едва ли Оливия восприняла бы такую инициативу с энтузиазмом. В любом случае, чего бы она ни хотела добиться на самом деле, сейчас ей стоило говорить о намерениях прямо.
- Итак, в чем же проблема? В Защите? Или в самих Искусствах? Или, может быть, тебя, как и некоторых других, беспокоит манера преподавания профессора Вилкост, которая, похоже, считает, что достаточно внушить нам идею об опасности темной магии и о том, что к тем, кто её практикует, лучше просто не приближаться? Если так, не беспокойся, не думаю, что экзаменаторы станут уделять слишком много внимания практической части. Скорее всего, для высокого балла достаточно будет просто вызубрить учебник. Или тебя беспокоит что-то еще? Можешь быть уверена, я не передам никому содержание нашей беседы, что бы ты мне ни сообщила. И, конечно, помогу в меру своих возможностей.
Оливия чуть тряхнула головой, убирая от лица выбившуюся прядь. Риддл выглядел весьма спокойно, узнал ли он в ней ту, которая застала его над телом Миртл, было не понять. Но, похоже, он был искренне настроен помогать, пусть и в своей обычной несколько загадочной манере. Говорил он очень уверенно, и, что самое примечательное, авторитетно. Так, словно он был не её однокурсником, таким же шестнадцатилетним мальчишкой, а по меньшей мере аспирантом, ассистирующим кому-то из школьной профессуры, и далеко не впервые. Он позволял себе судить методы преподавания своих педагогов, и делал это не из чувства противоречия, как все прочие школьники, болтающие о своих наставниках лишь потому, что не хотели учиться и предпочитали лениться, мечтая об одном универсальном заклинании, способном разом впихнуть в их головы все знания мира. Риддл делал это так, словно совершенно точно знал, как именно нужно преподавать, чтобы это возымело действительный эффект. И, слушая его, совсем не хотелось фыркнуть и посчитать его заявления словами напыщенного максималиста. Подумав обо всём этом, Оливия только уверилась в правильности своих действий.
Хорнби ответила не сразу. Не сводя с него глаз, она убрала палочку во внутренний карман мантии и сделала несколько шагов по направлению к слизеринцу.
- То, что я сказала утром, не совсем правда, Том, - спокойно, искренне и без каких-либо лишних эмоций проговорила Оливия. По правде говоря, Хорнби не обдумывала, с чего начнёт разговор. И не потому, что у неё не хватило времени или не доставало сообразительности. Она знала, что ей нужно будет сказать всё, как есть. Когда-то где-то она читала, что любые отношения нельзя строить на лжи. И теперь она понимала, почему: Риддл был очень умён и проницателен, и она полностью осознавала тот факт, что не сумеет обвести его вокруг пальца. Хорнби и не рассматривала такой вариант, ведь она хотела искренности от него, и поэтому была обязана быть во всём откровенной с ним. – Точнее не совсем так, как я это преподнесла. Ты прав, на своём факультете я одна из лучших, и я всегда старалась, чтобы это было именно так. Потому что я люблю это: учиться. И мне всегда казалось, что я преуспеваю в этом. До событий месячной давности, - её голос не дрогнул. Оливия продолжала смотреть Риддлу в лицо, когда её собственное по-прежнему ничего не выражало. Это было ей свойственно. – Меня в тот вечер послали искать Миртл. Потому что это я довела её до истерики. Я знала, что она будет в этом туалете: свои спектакли она всегда разыгрывала только там. Что бы ты ни решил и ни подумал, я не изменю того, что сказала Диппету. Но я не смогла забыть то, что увидела, - Оливия стояла всего в нескольких шагах от Тома, держась одной рукой за пыльную столешницу парты, и твёрдая поверхность под её пальцами словно укрепляла её в её собственной твёрдости. – Я не знаю, что ты делал, Том, и, наверное, причина именно в этом. Мне не нужна помощь с СОВ – мне нужна твоя помощь. Можешь ли ты рассказать мне? Можешь ли научить меня?
Риддл пожал плечами. Ну да, признаться в очевидном было неплохим тактическим ходом, он и сам его иногда использовал. Продемонстрировать искренность, подогреть интерес. Все-таки, что ни говори, рейвенкло и его воспитанники были очень близки по духу со слизеринцами. Точно рассчитанные эмоции вместе с правильно подаными фактами давали вкупе отличный результат, и этим умело пользовались обитатели как башни, так и подземелий. Другое дело, что их общение друг с другом часто превращалось в фарс, постановку, политику. Не слишком удобно - но как чертовски интересно. Том любил такие разговоры. Ему даже не обязательно было выходить из дебатов победителем - иногда согласиться на ничью или признать поражение было не менее занятно, особенно зная, что лишь одно движение его палочки могло бы заставить противника кардинально изменить любое свое мнение. Зная, какая пропасть разделяет каждого из них и Наследника.
Оливия упомянула Мертл слишком неожиданно. Риддл медленно моргнул, пытаясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие, и поднял палочку. По легкому движению дверь, в которую только что вошла рейвенкловка, захлопнулась. Подходить к ней, чтобы поставить заглушающее звук заклинание, не было необходимости, но он все равно подошел. Время, пусть даже это было не больше полминуты, играло сейчас на него: девушка должна была осознать, что по собственной воле сейчас оказалась в одной закрытой комнате с тем, кого, скорее всего, подозревала в убийстве, и какой бы информацией она ни владела, именно она сейчас в самом что ни на есть невыгодном положении. Ведь, хотя она уверяла, что не планирует идти на шантаж, именно на шантаж это и походило больше всего.
Установив необходимые заглушки, Том пересек класс и вернулся к тому месту, где стояла Хорнби, остановился рядом с ней, спокойно глядя на неё сверху вниз.
- Не изменишь, - его голос оставался ровным и только как будто шипящих в нем стало больше. - Но так ли это важно? Тогда, сразу после того случая или позже, скажи, не беседовал ли с тобой глубокоуважаемый профессор Дамблдор. Что-нибудь вроде прямого взгляда в глаза и "вы ничего не хотите мне сказать, Оливия?"
Конечно, он беседовал с ней первой. Что он успел увидеть? Что он знает, и почему позволил исключить Хагрида?
Риддл понял, что еще немного, и он окажется в цепкой хватке паники. Чувствовал, частые и сильные удары собственного сердца, чувствовал, как до боли в пальцах сжимает палочку. Как циркулирует в крови магия, та самая сила, которая сопровождала его, сколько он себя помнил, и сейчас она вновь поднимает голову, чтобы защитить его. Но пока что нельзя было давать ей волю. Не время.
- Почему ты молчала все это время? Хотя нет, это сейчас не важно...
Голос все-таки сорвался на шепот. Он должен был знать, какой информацией теперь владел гриффиндорский декан, предугадать, какого шага ждать от врага дальше.
- Научить? Научить... - Учеба сейчас была едва ли не последним, о чем он думал, но если Хорнби хотела только этого, ничего не мешало обещать. - О да, я могу научить многому, ты права.
Том заметил, что закусил губу только когда почувствовал на языке металлический привкус крови.
Сложная партия. Белые начинают и... Хотя нет, начали на этот раз не белые.
Слизеринец ухватил пальцами её подбородок, не давая отвернуться, и поймал её взгляд, отрезая пути к отступлению.
- Чему бы ты хотела научиться? Хотя нет, постой! Скажи мне сначала, Оливия, что ты видела на самом деле. Расскажи подробно и правду, я узнаю, если ты солжешь.
Когда Риддл закрыл дверь, в сердце Оливии что-то непроизвольно ёкнуло. О таком повороте она всерьёз не думала, но назад путей не было – уже совсем, при всём желании. Хорнби внимательно наблюдала за Томом, стараясь не упустить из виду ни одно движение, не прослушать ни одно слово. Синее пламя в его глазах разгорелось. Он старался скрывать это, однако выдавал себя, хотя бы тем, что, задавая ей один вопрос за другим, сам тут же его отменял. Он пытался понять, что именно для него сейчас важно, и понять совершенно точно, правильно, без возможностей пересмотра.
Бабочки в груди Хорнби нервно заметались, в голову бросились панические мысли, сомнения, страхи – самые разномастные и объединённые одной и той же сутью: инстинктом самосохранений. Однако, райвенкловка не дёрнулась с места. Будто дерево, проросшее корнями в землю, она продолжала твёрдо стоять на ногах, пока Риддл передвигался по классу. Прочь эмоции, в сторону! Проговорив это самой себе, Оливия вдруг почувствовала одну доминирующую – злость.
Прекрати, немедленно! Ты что, глупая дура, как Миртл? Дура, которая и закончила свою жизнь по-дурацки! Возьми себя в руки. Нельзя сдаваться, пасовать, делать шаг в сторону, извиняться. Он сильный маг, но разве ты хоть когда-нибудь кому-то уступала? Что бы он ни сделал – это его выбор. А твой всегда оставался одинаковым: ты не сожалеешь о содеянном, ты не жалеешь себя. Ты не жалеешь других.
На красивом лице Хорнби снова не отразилось ни одной эмоции, только тёмные глаза вспыхнули – сначала инстинктивным испугом, а потом внутренней, поднимающейся злостью. Она не злилась на Риддла, в конце-концов его реакция была вполне естественной. И, кстати, подтверждала то самое предположение: он виновен в смерти Миртл, и, учитывая его обнаружившую себя привычку просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд, именно он подставил громилу-Хагрида.
Когда Том схватил её за подбородок, внутри неё всё снова напряглось. Слизеринец продолжал раскрываться с той стороны, которую прятал от всеобщих глаз: бестактность, зачатки деспотизма, явная жестокость и ещё уйма других слов подобного контекста. В её груди встрепенулась новая волна, но тут же упала, задавленная её собственным рассудком. Злость давала ей силы для этого. Оливия крепко сжала левую руку в кулак, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь.
-- Я видела Миртл мёртвой, - Оливия знала, что голос может дрогнуть, и, чтобы избежать этого, говорила негромко и деланно чётко, почти чеканя каждое слово. Она ничего не сделала в ответ на его действия, не пытаясь убрать его руки от своего лица. Лишь смотрела ему в глаза в ответ. – Она лежала на полу, а над ней был ты. Ты держал в руках палочку и колдовал, что именно ты делал я, как уже сказала, не знаю. Я вышла из туалета и направилась к Диппету. Мне казалось, что надо дать тебе время уйти, поэтому я не особо спешила. Что до профессора Дамблдора, он задал этот вопрос, и я сказала ему правду: что я виновата в смерти Миртл. Потому что, если бы не я, она бы сидела в башне и никуда не дёрнулась.
Он напряженно слушал этот странный отчет. Конечно, надо было бы это увидеть, увидеть то, что видела она, чтобы убедиться. Но Риддл все еще опасался применять легилименцию всерьез - он был далеко не так силен в этой отрасли, как ему бы хотелось.
Тело девчонки и ритуал...
Понял ли Дамблдор, что увидел или не настолько хорошо знаком с Темными искусствами, чтобы знать, как выглядит процесс создания хоркрукса? Почему он выжидает и чего хочет добиться? Или он вообще не применял легилименцию в общении со старостой орлиного факультета? Все эти вопросы роились в голове, создавая прекрасный фон для страха, который выступил наконец на первый план, затмевая собой все. Риддл понимал, что теряет контроль. Оказаться сейчас полностью во власти этого страха - значило пустить ситуацию на самотек, и кто знает, не этого ли добивался профессов на самом деле: ведь если доказать причастность студента к убийству невозможно, можно заставить его бояться каждого шороха, собственной тени, а потом всего лишь немного надавив - Ты ничего не хочешь рассказать мне, Том? - заставить признаться, собственными руками отдать себя в Азкабан.
- Дьявол!
Он отступил на шаг - и рассмеялся. Над Дамблдором, который, кажется, запутался в собственной партии, над Хорнби, которая действительно считала, что достаточно промолчать - и никто ничего не узнает. Над Мёртл, маленькой неудачницей, которая так и не поняла, что вообще произошло. Над собой и своей паникой - такой неуместной для того, кем он собирался стать, кем он уже был. Пусть во всем этом не было ничего веселого, смех всегда был лучшим способом преодолеть страх.
Отсмеявшись, он убрал прилипшие ко взмокшему лбу волосы и опять уселся на парту так же непринужденно, как раньше.
- Да, да, Оливия, ты молодец. Ты все сделала правильно. Ты же понимаешь, я пытался помочь этой несчастной: эпискей или нет, подожди, кажется эннервейт, да? В общем, я сделал все, что было в моих силах - но безуспешно, она была мертва еще до того, как я начал колдовать, а никакая магия не в силах вернуть умерших, не так ли?
Теперь он смотрел на девушку с куда большим любопытством. Надо же, целый год общаясь с ней на встречах с руководством школы, пять лет встречаясь в Большом зале и на совместных занятиях, Риддл не давал себе труда обратить на неё какое-то особое внимание. Сейчас он понимал, что ошибался, и она может быть для него ценнее, чем некоторые слизеринцы из его компании.
- Могу я узнать, почему ты не поделилась с профессорами тем, что увидела? Просто любопытно.
Конечно, слизеринец не исключал возможности того, что Хорнби прислал кто-нибудь из этих самых профессоров. И все же не слишком опасался такого развития событий. Достаточно будет немного поговорить с ней, заставить ответить на несколько вопросов, чтобы понять, не лжет ли она. И если лжет, принять меры. Тому казалось, что она не солжет. Что-то в её манере поведения, взгляде, нарочито бесстрастном лице - наталкивало на мысль, что рейвенкловка тоже не собирается упускать возможную выгоду. Оставалось только выяснить, в чем именно она эту выгоду видела. Едва ли только в дополнительных занятиях.
- Ах да, обучение! Я говорил правду: я действительно могу научить многому. И я ценю стремление к знаниям. Для этого нужна определенная смелость - смелость исследователя. Ведь иногда знания бывают очень опасны. Так чему же ты хочешь научиться, Оливия? Задавай вопросы, я весь внимание. - Том с улыбкой развел руками, показывая, что только и ждет, когда рейвенкловка решится спросить. - Но для начала запомни самый первый урок: если собираешься сохранить хоть один свой секрет: никогда. Не смотри. В глаза. Дамблдору.
Оливия не могла отвести от него глаз, а его слова отпечатывались в её голове, впитываясь в сознание, проникая в самые дальние уголки памяти, из которых информация не стирается до самой смерти. «Никогда. Не смотри. В глаза. Дамблдору.» Пожалуй, если бы её спросили, как именно прозвучали эти слова, она бы не смогла это описать. Всеобъемлющий звук, навязчивый, пронзительный, не громкий, но твёрдый как самый прочный в мире сплав. Это был звук приказа, нарушая который можно поставить под угрозу всё и вся. Он совсем не походил на те приказы, которыми любил разбрасываться отец – почти каждый из них Оливия пропускала мимо ушей. Но этот, она чувствовала, запомнит навсегда.
И он будет не последним…
Внутри пустого кабинета, изолированного заклинанием, скрывающим звуки, всё ещё звенел в тишине смех Риддла. То, с какой скоростью менялись его настроения, по-прежнему удивляло Хорнби, не умеющей показывать свои эмоции так открыто. Сжатый до полумесяцев на коже кулак – на сегодняшний день это был предел её гнева. Она негромко проговорила короткое «да» на его слова о Миртл и «эпискей или нет, подожди, кажется эннервейт». Сердце тихо, но всё ещё нервно колотилось в груди, пока она наблюдала за тем, как Том снова обретает утраченные на несколько минут спокойствие и уравновешенность. Ей не нравилось, что он позволил себе прикоснуться к ней. Никто никогда не поднимал на неё руки. Однако, она сумела подавить рефлекс дотронуться до травмированного чужой выходкой подбородка. Лишь медленно разжала кулак, изымая собственные ногти из ладони. Как же много эмоций ей пришлось подавлять за эти несколько минут! Наверное, ситуация для обоих была в равной степени волнительной, ведь на какое-то мгновение Оливия почувствовала ужас возможной расправы, как, судя по всему и слизеринец. И теперь она была уверена ещё в одной вещи: гнев в душе Тома Риддла находился слишком близко к её поверхности.
Не смотреть в глаза Дамблдору – похоже, Риддл считал профессора трансфигурации действительно опасным. Но почему? Разве не следовало бы больше опасаться стоящего на ранг выше Диппета? Приказ о Дамблдоре Оливия оставила без комментариев. Она слишком мало знала, поэтому не могла придаваться каким-либо рассуждениям. Этот вопрос стоило пока оставить и обдумать. Разговор об обучении теперь казался каким-то неуклюжим и странным, после всего, что случилось. Но Хорнби справилась и с этой слабостью. Она не знала, о чём конкретно его спрашивать, ей нужно было немного времени, чтобы понять это. Получается, надо ответить на другой заданный им вопрос. Оливия сглотнула сухую слюну, моргнула. Мысль о том, что голос может стать хриплым, пробудившееся ощущение безвыходности в запертом кабинете, наедине с возможным убийцей – страхи шестнадцатилетней девчонки продолжали атаковать её, и ей приходилось бороться с ними на глазах у Риддла. Но нельзя было, категорически нельзя было даже позволить себе признать их существование – это даст им силы и опозорит её. Перед самой собой и перед ним.
-- Я не захотела, - негромко проговорила она и тут же добавила, уточняя: - говорить о тебе Диппету. Просто не захотела. Почему? – она неопределённо повела бровью. – Потому что ты – особенный. А меня, в конце-концов, просили только найти Миртл.
Каким бы неудобоваримым не оказался этот ответ, именно он был сказан совершенно искренне. Более искренно, чем когда-либо позволяла себя Оливия. Нет, она не была заядлой лгуньей, но искренность и откровенность для воспринимались ею такими же эмоциями, которые, как известно, всего лишь химическая реакция человеческого организма. Но иначе ответить бы не получилось, ведь на самом деле ответ на вопрос «почему она не выдала Риддла?» был не ясен и ей самой. То решение принималось буквально за считанные мгновения, подталкиваемое интуицией, которая, в свою очередь, руководствовалась причинами, известными одному Богу. Что ещё она могла сказать Риддлу, кроме этого? Всё остальное было бы неправдой, а он бы понял это. Он ведь предупредил. Похоже, с ним и не получится иначе. Он вынуждал её быть открытой более, чем она рассчитывала. И не только перед ним, но и перед самой собой.
Оливия, наконец, сдвинулась с мёртвой точки и подошла к Риддлу ближе.
-- Ты сказал, что можешь научить многому, - размеренно проговорила она, - тебе виднее, с чего начинать. А если учесть то, что ты сказал о Вилкост, получается ЗоТИ – мой самый основной пробел. – Хорнби снова смотрела на Тома достаточно близко. Его бледное лицо, обрамлённое тёмными волосами, глаза, внутри которых полыхало тёмное пламя и слегка поалевшие в уголках губы. Оливия запустила руку во внутренний карман мантии, достала аккуратно свёрнутый платок и протянула Тому: - У тебя кровь на губах.
Отредактировано Olive Hornby (2014-11-08 23:37:23)
А Оливия не отводила взгляда так, как будто он все же применил легилименцию. Том ждал. Ждал от неё вопроса о том, почему нельзя смотреть профессору в глаза. Ждал, что она спросит, может ли она без опасения смотреть в глаза ему самому. И не дождался, Оливия говорила совсем не то, что, как он думал, она будет говорить. Это раздражало, как отсутствие определенной гармонии. Это завораживало. Она была или слишком слабой - или слишком сильной, и Том пока не стал бы с уверенностью ставить ни на один из этих вариантов.
Её сбивчивые объяснения впрочем кое-что проясняли, пусть и не до конца. Например то, что уже не только слизеринцы, но и представители других факультетов видели растущее влияние Риддла в школе. С одной стороны - заслуженное признание, которого он так долго добивался. С другой - интерес профессоров, который может обернуться против него. Об этом стоило поразмыслить и дать оценку, но это позже. Сейчас надо было разобраться с происходящим.
Риддл удивленно взглянул на протянутый платок. Он не заметил, что настолько сильно повредил губу. Усмехнулся и взял его, невольно проводя параллели и аллюзии.
- Спасибо, Оливия. Но, может, ты могла бы использовать магию, чтобы исправить это? Я сам не слишком силен в колдомедицинских заклинаниях.
Слизеринец приложил платок к губе и скривился.
Больно.
- ЗоТИ - это большой пробел у вас всех. Лекции Вилкост не имеют никакого смысла. Но дело не в этом.
Он поднялся со своего места, как будто бы собирался читать лекцию. Хотя почему "как будто", он именно это и собирался делать, восполняя те недостатки системы образования, на которые под влиянием Дамблдора закрывал глаза Диппет.
- Дело в том, что вы изучаете защиту, но не имеете ни малейшего понятия, от чего защищаетесь. Что ты знаешь о Темных Искусствах, кроме того, что они опасны и ай-я-яй? Знаешь ли ты хоть одно заклинание, от которых нас учат защищаться Протегой? Представляешь ли себе, насколько неэффективен этот щит против большинства проявлений этой магии?
Том чувствовал себя полностью в своей стихии. Выступать перед аудиторией, особенно с тем, что ему самому было близко, особенно перед аудиторией благодарной, пусть и состоящей всего из одного слушателя - что могло быть лучше. Он почувствовал прилив сил, пусть и не такой, как испытывал, заходя все дальше и дальше в глубины магии. Речь его стала быстрее, но ничуть не сбивчивее, жестикуляция активнее. Он не замечал за собой перемен, впрочем, как всегда, когда был захвачен моментом. Когда кроме этого момента ничего и не существовало.
- Конечно нет. Темные искусства обширны и многообразны, а единственное, что мы делаем на занятиях, изучаем дементора на картинках учебника столетней давности. И заучиваем, что можем защититься от него патронусом, хотя едва ли кто-нибудь из нас когда-нибудь сможет воспроизвести эту сущность. Впрочем, это и не главное. Защита от ТИ, та, которой нас "учат", совершенно неэффективна. Защититься от Искусств можно только с помощью Искусств. А лучшей защитой всегда было и остается нападение.
И постоянная бдительность.
- Но темным заклинаниям нельзя научиться, просто зазубрив формулу и жест. К Искусствам нужен особый подход. Ты должна... - он на мгновение задумался, как сформулировать это доступно, - погрузиться в них настолько, чтобы стать их частью - и в то же время подчинить, потому что слабых они ломают. Ты понимаешь, о чем я говорю, Оливия? Ты понимаешь, в чем опасность? Скажи мне.
Это было важно. Любой, кто рисковал связаться с этой отраслью, должен был ясно понимать, на что идет, что он него потребуется, и чем, возможно, придется расплачиваться. И тщательно рассчитывать свои силы. Рассчитывала ли их Хорнби? Риддл очень надеялся услышать это в её ответе.
Но было еще кое-что, один принципиальный момент, без которого изучение искусств было невозможно. По иронии судьбы, это была тема первой же главы любого учебника ЗоТИ. А значит, рейвенкловка должна была знать.
Как насчет небольшого внеочередного экзамена?
- Что вообще такое темная магия, как ты считаешь? Чем она отличается от любой другой?
Отредактировано Lord Voldemort (2014-11-09 16:58:50)
Оливия нахмурилась, и при этом незамысловатом действии её лицо отчего-то приобрело выражение безразличия, а не проявления отрицательной эмоции. Том стоял прямо перед ней. Высокий и статный. Тонкие пальцы, держащие её платок, сосредоточенное лицо, полностью уверенный взгляд, и сказанные им слова вертелись вокруг, будто призраки тех Искусств, о которых он рассуждал. Теперь она видела его «особенность» во всей красе. Это была та самая черта, которая притягивала к нему людей, таких как Нотт, Эйвери, Лестрейндж. Теперь она видела ту страсть, про которую рассказывала ей Вальбурга, ни с чем несравнимая решительная убеждённость в собственной правоте. Было в этом что-то революционное, будто глоток свежего воздуха внутри старой, пропитанной традициями комнате. Она слышала это в его словах, в том, как он произносил их: он готов был не просто говорить – Том Риддл был готов изменить мир.
Разум Хорнби, словно вычислительная машина, со скоростью звука пытался рассчитать вероятности. Мысли множились в голове, мешались с чувствами, остатками эмоций и воспоминаниями. И в этот момент Оливия поняла важность наступившего момента. Риддл зацепил её, глупо было бы это не признать. Зацепил так же, как тех, кого она совсем недавно вспомнила, известных всем вокруг слизеринцев. Он вызывал вдохновение, желание услышать от него больше, стать частью того, о чём он говорит и так далее, и так далее. Но Оливия старалась видеть поверх этого, рассчитать опасность…
Наверное, хмурость была вызвана мыслью о доме. Что её ждало там? Что было для неё за стенами Хогвартса? Да ничего, собственно. Там родители, которых интересуют только они сами, там брат, который ничем не близок ей, кроме одной и той же фамилии. После школы она пойдёт в колдомедицину, наверное, выйдет за кого-нибудь замуж, обзаведётся семьёй. И каждый её день будет таким же, как предыдущий. Всё одно и то же, пока не разлучит её с этим смерть. Она снова посмотрела на Тома. Он не вписывался ни в один из этих сценариев. Он не вписывался ни во что. Он – тот, кто сам составляет историю, тот, кто будет её менять и, так или иначе, неизбежно в неё войдёт. И ещё он опасен. Ведь известно, что другая грань гения это безумие, и, похоже, сам он уже успел чем-то пожертвовать во благо своих целей.
Ну, так что же?
С ним будет сложно. Будет опасно. Трудно. Опасность того, о чём он говорил в разрушении своей души – так их учили. Но как же это безумно забавно, слышать рассуждения о целостности или расколе души от людей, которые перестали даже верить в Бога, считая это обывательским уделом магглов! Если не во что верить, зачем беречь душу? Если не в кого верить, если никого и нет, есть ли она вообще, эта душа? Лицемерие и полная бессмысленность. Бесконечная, омерзительная непоследовательность, хаос в каждой голове. Безнадёжность. И разочарование в одном конкретно взятом сердце – девушки, поставившей себя перед серьёзным выбором.
Оливия вынула из кармана палочку, и снова приблизилась к Тому. Подняла руку, и прикоснулась к его пальцам, сжимавшим её платок, отнимая его от бледных губ.
- Vulnera Sanetur, - негромко, но отчётливо и уверенно произнесла она. С кончика палочки сорвался еле заметный белёсый свет и магия забрала у Тома Риддла его кровь, боль и всякое о них напоминание. Оливия не стала забирать у него свой платок, и, заглянув в его тёмные глаза, проговорила: - Тёмная магия – это сила, направленная на причинение вреда, так или иначе несущая в себе разрушение. За это её зовут тёмной, причисляют ко злу и выделяют среди прочих проявлений магии как опасную и неприемлемую. Как ты сказал, этому нас учат здесь, то же мне говорил и отец. Я же знаю, что не могу защищаться от врага, о котором не имею понятия, не могу опасаться силы, сути которой не представляю. И если после окончания мне вздумается пойти по стопам родителей, я не смогу лечить людей, подвергшимся воздействию тёмной магии, если даже не знаю, с чем имею дело. Я понимаю, о чём ты говоришь. Но ведь без того, чтобы стать частью чего-то, подчиниться и подчинить себе, нет ни одного знания. Либо идёшь на всё, либо остаёшься ни с чем. Научи меня тому, что ты знаешь.
Отредактировано Olive Hornby (2014-11-09 21:35:50)
- Да-да, верно, причинение вреда, - неожиданно задумчиво проговорил Том. - В этом весь смысл, понимаешь? Вред можно причинить почти любым заклинанием. Не говоря уже о немагических способах. Так в чем же в таком случае отличие?
Вопрос философский. Почему сжечь человека через confringo законно, а Адским огнем - нет. Почему bombarda, способную разорвать человека на части, изучают в школе, а за применение пыточного проклятия, которое нисколько не вредит телесной оболочке, сажают в Азкабан. Риддл не стал дожидаться ответа.
- Все дело в намерении. Для обычного заклинания достаточно слова и жеста. Обязательный компонент для Темной - особое состояние души. Искреннее желание дать человеку то, чего он, по твоему мнению, заслуживает. Боль, смерть или просто возвращенная ему атака. Можно, конечно, положиться на то, что нужные эмоции появятся сами собой именно тогда, когда они нужны. Так случается. Но я бы не стал рассчитывать на это.
Том по широкому кругу обошел Оливию, которая все еще стояла посреди класса, как будто опасаясь сделать - реальный и метафизический - шаг в сторону, в его сторону, и остановился так, чтобы видеть её лицо.
- Тот, кто по-настоящему владеет Темными Искусствами, должен знать, что такое самоконтроль. Контроль над своими чувствами. Должен вызывать их по собственному желанию, не давать им стать сильнее разума и гасить при первой же потребности. Поэтому это - Искусства.
Том взглянул на Оливию, чтобы убедиться, что она следит за мыслью и одобрительно усмехнулся. В её глазах он увидел то, что видел на лицах других своих немногочисленных пока последователей: всепоглащающий интерес и готовность жертвовать многим ради возможности этот интерес утолить. Знали ли они, что жажда такого рода, настоящая жажда знаний, да еще и знаний запретных, едва ли может когда-нибудь иссякнуть?
- Не рассматривай эту магию как зло. Добра и зла не существует. Есть только сила, и те, кто слишком слаб, чтобы к ней стремиться. Магия полностью нейтральна, и она не может быть твоим врагом. Твои враги - люди, и именно против них ты можешь использовать Искусства.
То, что он видел на лице, которая Оливия так старательно пыталась сохранить бесстрастным, ему определенно нравилось. Девушка была увлечена тем, о чем пять минут назад миела весьма расплавчатое понятие. И это не было игрой, но настоящей жаждой новых открытий, источник которых никогда не иссякал для истинного исследователя. И Том мог показать ей дорогу к этому источнику. Как готов был показать её всем, кто соглашался следовать по этой дороге за ним.
- Значит, ты собираешься в медицину. Прекрасно, - он довольно улыбнулся, как будто нашел наконец то, что искал давно. - Сейчас я не покажу тебе ни одного заклинания. Они все равно будут бесполезны, пока ты не начнешь контролировать эмоции, видоизменять их так, как это нужно. Но ты придешь ко мне опять, когда научишься. Придешь, потому что то, что никто, кроме меня не поделится с тобой знанием. Возможно, и я прийду к тебе. И тогда ты окажешь мне какую-нибудь небольшую услугу, не задавая лишних вопросов и не сообщая о моей просьбе лишним людям. Я ценю взаимопомощь.
Октябрь 1943
За пределами замка Хогвартс хлестал дождь. Пасмурный мрачный октябрьский день сделал невозможными все уличные занятия. Жестокие потоки воды, кажется, размывали землю, сглаживая любые неровности, стремясь, если возможно, изменить даже камни. Деревянный мост через пропасть, ведущий к замку, насквозь пропитался водой, и холодные осенние капли капали вниз, слетая в головокружительную бездну, где им было суждено разбиться об острые камни на сотни меньших себя. В тон стихии свирепствовал ветер. Огибая высокие тысячелетние башни, он носился, будто гигантский призрак, неупокоенный дух, движимый лишь злобной волей. Он ревел, пролетая мимо, огибая повороты, взмывал вверх из-под моста к яростным небесам, желая кричать, разрывая прозрачную глотку, так же неистово, как гремящие, сотрясающиеся небеса. И было неясно, что именно он хотел донести до людей, смертных или магов: страх перед своей силой или неизбежность гибели привычного мира…
... Это не первый раз. Все чувства, ощущения Оливии, казалось, обострились до предела, не желая утаивать от неё ни малейших деталей. Магия заклятья Legilimens захватила её голову в крепкие тиски. Словно холодные невидимые путы или щупальца, заклятье перебирало в своих руках её мысли, память, разум, разминая, растирая между пальцев. Оливия чувствовала внутри себя присутствие чужого сознания. Том Риддл, хладнокровно и крепко сжимающий свою тисовую палочку, вторгался в её разум. Мысли летели кувырком, словно боялись попасться к нему в руки и тем быстрее становились узнанными им. Он держал её, держал крепко, а она не могла освободиться. Она не могла найти в себе силы сделать это. Сейчас, когда разум был взбудоражен его действиями, ей казалось, что где-то глубоко в подсознании она знает, как освободиться, но никак не могла это сделать. Никак не могла вспомнить, наблюдая за тем, как он рассматривает её воспоминания.
Это двухэтажный дом с плохой планировкой: внутри него всегда темно. Небольшая лестница наверх, деревянная с облупившимися перилами, гостиная на первом этаже, спальни наверху. Она идёт по ним, перемещаясь на огромные расстояния, словно во сне. Она слышит злой крик отца. Она не знает, на кого он кричит, но чувствует, что последствия будут плохими для того, на кого этот ор направлен. Ей хочется убежать. Наверное, в этом воспоминании она маленькая. Она хочет сделать это, но не выходит, её успевают остановить…
Кажется, из-за него она вспоминает даже то, что давно постаралась забыть. Он выворачивает память наизнанку. Магия проделывает это с ней. Магия – она на его стороне.
Это снова отец. Он говорит множество глупых напыщенных слов, хвастается перед гостями. Что-то про грязнокровок, что-то про полукровок. Ну как же, он ведь чистокровный волшебник и для него самого он уже почти что Блэк. Прилив презрения, снова желание уйти отсюда, только совсем другое, чем тогда. Сейчас ей хочется уйти и никогда не возвращаться.
Оливия до скрежета сжимает зубы. Она теряет контроль над окружающим миром, падая в пучину собственных воспоминаний. У неё в руке палочка, но она не может совладать с ней. У неё снова не вышло. Он не будет доволен.
Вдруг сила отпускает её и причиной тому не её действия. Наверное, он устал ждать. Хорнби не удаётся сдержать равновесие, и она падает на колени, ударяясь о холодные камни. Её палочка откатывается немного в сторону.
Глупо. Жалко.
Больно.
Отредактировано Olive Hornby (2014-11-14 16:22:18)
В этом сознании он всегда обнаруживал похожие картины. Кричащий мужчина - в самом деле, отчего он вечно кричал? - все время как будто чем-то недовольная женщина, ворчащая на прислугу, на домовиков, на мужа и дочь, на газету, которую держала в руках. Большие темные помещения, высокие ступени, не рассчитанные на детские ноги, боггарт в шкафу в детской, от которого не могли избавиться неделю, потому что мать не верила страхам своего ребенка. Потому что матери было плевать. Все это: страхи, непонимание, отчаяние маленького ребенка - Том видел уже много раз. Детские воспоминания для таких тренировок были самыми удобными - достаточно далекими, чтобы не ранить так сильно, как недавние. И достаточно яркими, чтобы возникать без изменений снова и снова, и опять вызывать все те же эмоции.
Риддл поймал себя на том, что теперь спокойно мог войти бы в дом целителей Хорнби под обороткой в виде их дочери, если бы у него возникла бы эта безумная идея, и никто бы ничего не заподозрил. За месяц этих тренировок в окклюменции, он узнал о детстве Оливии всё, что только мог, а она все так же услужливо показывала ему одно и то же кино. Раз за разом, не утруждаясь тем, чтобы выставить нормальный щит. И вот опять.
Слизеринец прерывает действие заклинания, и моментально оказывается в полушаге от упавшей на колени Оливии. Близко, очень близко, он чувствует её все еще не восстановившееся дыхание, но не собирается ждать ни секундой больше, рывком поднимая её на ноги.
- Разве я говорил "на колени", Оливия? - Риддл не собирается скрывать своего раздражения: он потратил на рейвенкловку уже достаточно много времени, чтобы получить наконец результат, но результата все еще нет, нет даже намека. - Или это всё, и ты сдаешься? Думала, учеба всегда будет даваться так же просто, как и школьная программа? И при первых же трудностях смеешь проявлять слабость?
В конце концов, окклюменция - это защита от Искусств. Настоящая защита. Она не может быть простой. И знание это не может появиться само собой. Эта учеба и должна быть работой на износ, в полную силу, в две полные силы. Если бы окклюменция была постоянной борьбой с самим собой, легилименция не могла бы считаться Искусством, разве что детской игрой. Том даже не замечает, что все еще крепко сжимает плечо девушки, не давая ей отступить ни на шаг, что повышает голос, уже не скрывая эмоций.
- Почему ты не ставишь нормальный щит? Тебе нравится показывать мне все это? Или, - его вдруг внезапно посетила догадка, - ты боишься боли, Оливия?
Он заглядывает Хорнби в глаза, как будто в них уже светится нужный ответ, и дальше говорит тихо и задумчиво, как будто бы и не беспокоясь о том, услышит ли его студентка.
- Той боли, которая обязательно придет, как только ты сможешь выставить приличный щит. Но ты ведь знаешь, а если нет, то ты наверняка догадываешься, что та боль - настоящая мелочь по сравнению с другой. С той, которую я могу обеспечить тебе и безо всякой окклюменции.
Crucio*
Не в полную силу, даже не в четверть, но вполне достаточно, чтобы понять, что наказание за слабость куда болезненнее, чем преодоление этой слабости и своего страха. Риддл напряженно следит за девушкой, не останавливая действие пыточного проклятия, но и не увеличивая силу, следит за тем, как она справляется, как держит удар. Он поймает любое изменение на её лице, любой звук, все, что можно будет расценить, как просьбу о помощи. Как проявление еще одной слабости, на которую Хорнби не имеет права. И все так же, не убирая палочку, обеспокоенно интересуется.
- В чем твоя сложность, Оливия? Что именно у тебя не получается? - и заметив судорожный вздох сразу уточняет. - Что случилось? Тебя что-то не устраивает? Ты только скажи...
Crucio - пыточное проклятие. Напоминаю, что совсем не в полную силу. Но должн быть весьма чувствительно все равно.
И опять же, напоминаю, что кроме меня на данный момент никто не кастует непростительные невербально и никто не игнорирует отдачу - а значит то, что это именно оно, догадаться едва ли получится.И еще важное. Если ты в какой-то момент понимаешь, что тебе не слишком-то уютно по соседству с проявлениями моего хм... психического здоровья - ты сообщаешь, и я сбавляю обороты, ок?
Отредактировано Lord Voldemort (2014-11-14 22:35:18)
- Разве я говорил "на колени", Оливия?
Его длинные пальцы впились в её руку, словно клещи. Он был сильнее её, он был быстрее её – сейчас он во всём превосходил её. Она не может разобраться в своих ощущениях, внутренне метаясь между последствиями легилимменции и тем, что проделывает Риддл сейчас. Её глаза расширились, сосредоточившись на его раздражённом лице. Из последних сил она бьётся с самой собой, чтобы не выдать ему уходящей из-под ног земли. У неё бледное лицо. Его гнев, который лежит на поверхности его души – он говорит с ней сейчас. И она не знает, чего от него ждать. Только молча ждёт.
- Или это всё, и ты сдаешься? Думала, учеба всегда будет даваться так же просто, как и школьная программа? И при первых же трудностях смеешь проявлять слабость?
Эти слова обожгли изнутри, но Оливия не подала виду.
Слабая, жалкая. Дура, как Миртл. Ты достойна такой же смерти, как она. Один взмах его палочки и никто не пожалеет о тебе.
Нет! Неправда! Она знала, на что шла. Она знает это сейчас и не отступит.
Ты ошибаешься во мне, Том! Я не слабая, я не жалкая!
Мне не страшно.
Она слушает его слова, слушает внимательно. И они так похожи на слова другого человека, того, который всё время кричит в её памяти. Что она ещё помнит об отце? Хоть одно светлое воспоминание! Что такое с её памятью? Она уже ни в чём не уверена. Разум ноет, обессиленный после присутствия Риддла. Путает настоящее с прошедшим.
- Почему ты не ставишь нормальный щит? Тебе нравится показывать мне все это? Или ты боишься боли, Оливия? – что-то дёрнулось внутри неё, но ей удалось не показать этого. Он угрожает. Это то, чего она, молча, ждала. Это последствия его ярости. Это – только её вина. - Той боли, которая обязательно придет, как только ты сможешь выставить приличный щит. Но ты ведь знаешь, а если нет, то ты наверняка догадываешься, что та боль - настоящая мелочь по сравнению с другой. С той, которую я могу обеспечить тебе и безо всякой окклюменции.
Она только замечает, как он наводит на неё палочку, а потом…
Боль впилась в каждую её клетку. Оливия судорожно вдохнула и не смогла выдохнуть – лёгкие отказывались слушаться. Сердце забилось учащённо, забило кулаками изнутри, то ли от боли, то ли от страха, что не справится. Она не понимает, что он делает, она не знает, что это за магия и как ей противостоять. Она знает только одно – теперь он ждёт. Ждёт её ошибки, ждёт, что она сдастся, и будет молить о помощи. Чтобы он мог с отвращением уничтожить её. Его пристальный взгляд подтверждает это. Его слова доказывают его намерение.
Отчего это происходит с ней? Это переломный момент, кризисный. Как в любой болезни, как в любом лечении. Щит – это то, что должно ограждать, сотканное из чего-то твёрдого, устойчивого, что защитит от атак извне. И неважно, о чём речь – о сознании или о физической безопасности. Принцип один. С того момента, как она вернулась в школу, Риддл взялся за неё основательно. Летом он показал несколько умений, о которых говорил в конце прошлого года, а теперь занялся ментальной магией. Оливия была рада этому – сфера воздействия на сознание всегда была ей крайне любопытна. Но что-то пошло не так, почти сразу, как Риддл провёл первый урок. Как будто она потеряла что-то.
Земля – земля ушла из-под ног.
Переломный момент. Когда старое уже не вернуть, а новое ещё не наступило. Щит нужно строить из чего-то устойчивого. Но что у неё есть? Вера в будущее? Сарказм. Любовь близких? Ложь. Внутренний стержень? Одиночество. Из чего ей строить свой щит? Она должна найти это. Она должна найти себе новую землю.
Он всё ещё держит её, и Оливия зажмуривает глаза, опуская голову. Чтобы он не видел её лица, только на несколько секунд. Несколько жизненно необходимых мгновений. Мысли переносят Хорнби в её дом, тот самый тёмный двухэтажный дом. На первом этаже библиотека и она как будто видит, как входит в неё, открывая дверь рукой. Ещё несколько шагов-рывков, как во сне и её пальцы дотрагиваются до массивного фолианта. Твёрдая шершавая обложка. Этой книги нет ни в одном магическом магазине. И она помнит, что прочла в ней.
Одна секунда, пока Риддл не успел поднять её головы. Время растягивается. Хорнби нахмурилась, мысленно представляя себе огненный шар. Небольшой файербол, висящий рядом, в пространстве, недалеко от руки Риддла, наводящего на неё палочку. Зубы сжимаются почти до скрежета, и Оливия заставляет себя направить боль туда, в этот шар.
Все чувства – обман. Шар забрал настоящую боль, шар сжёг её. Это боль варится внутри его раскалённого ядра, переливается расплавленным плменем и ей не выбраться оттуда.
Я не слабая.
Хорнби поднимает руку, ту, за которую держит её Риддл. Поднимает, насколько возможно, и хватается за него в ответ. Боль впивается в неё сильнее, но она убеждает себя, что ничего нет – о боли позаботится огненный шар. Зубы сжаты, пальцы впиваются в руку Риддла, и она поднимает на него взгляд. Она всё ещё может смотреть на него. Бледное лицо, тёмные глаза, внутри которых есть свой собственный огонь.
Я не слабая.
Оливия смотрит на слизеринца упрямо, решительно. Будто бы это и есть её щит. И в этот момент комната как будто озаряется новым светом – Хорнби понимает. Всё встаёт на свои места, логично и так, как нужно. Оливия смотрит на Тома, осознавая произошедшую перемену. Её щит давно был перед её глазами.
Хорнби сосредотачивается на его лице, стараясь вычеркнуть из сознания направленную на неё палочку и перестать думать о боли. Слова прозвучали тихо и медленно из-за напряжения, но твёрдо как сотни стен замка Хогвартс:
- Дай. Попробовать. Ещё раз.
Lord Voldemort написал(а):И еще важное. Если ты в какой-то момент понимаешь, что тебе не слишком-то уютно по соседству с проявлениями моего хм... психического здоровья - ты сообщаешь, и я сбавляю обороты, ок?
А что, были прецеденты?) Или проверяешь меня?)
Просьба: а) не убивая меня, я тебе ещё сгожусь хд б) таки дай мне поднять палочку с пола хд
Хочешь быть лучше других - не смей проявлять слабость. Те, кто хочет быть рядом с ним, те, кому предназначено стать его людьми, должны быть лучшими из лучших. Слишком многое придется преодолевать. Со слишком сильными противниками бороться. Слабость любого звена в его команде - это его собственная слабость, в первую очередь. А Наследник Слизерина не может позволит себе быть слабым.
Оливия опускает голову, но Том и не думает прекратить заклинание. Мысль о боли, которая сейчас проникает ей под кожу, заставляет гореть мышцы и ныть кости, о том, что только по его сила сдерживает эту боль, не давая ей захватить свою жертву целиком, возвращает едва заметную улыбку на его лицо. Не пытается он и посмотреть ей в глаза, давая эти несколько мгновений для того, чобы она могла оценить происходящее, положить на одну чашу весов все то, что может получить, а на другую - ту цену, которую прдется платить. Чтобы могла взвесить для себя все и решить, действительно ли хочет этого. И если нет... Если нет, то у неё все еще был шанс уйти. Пока что есть.
Её рука на его предплечье, она впивается пальцами, наверно, сама не замечая этого и едва ли желая навредить, скорее, получить хоть какую-нибудь опору, какой-нибудь маяк на горизонте омывающей её тело боли. Риддл не мешает ей, он ведь всегда готов подать руку помощи. Потом девушка поднимает взгляд. Том усмехается: это очень смело с её стороны, даже безрассудно, она ведь не справится, если сейчас он добавит к пыточному еще и легилименцию. Если повезет - потеряет сознание, если нет - тоже потеряет, но уже навсегда. Понимает она это или нет, но все равно смотрит, не отводя взгляда, доверяя ему полностью или просто выражая доверие.
- Дай. Попробовать. Ещё раз.
Улыбка бледнеет на лице слизеринца. Оливия, конечно, должна просить не так, но об этом еще будет время поговорить. Сейчас он отводит палочку, заставляя боль уйти. Затем еще одним взмахом поднимает в воздух и её брошенное оружие.
- Твоя палочка.
Том не нападает сразу, давая Хорнби возможность не только вооружиться, но и собраться с силами. Ему и самому есть, о чем подумать, и он отходит к единственному в кабинете окну и устало проводит по волосам рукой. Отсюда открывается хороший вид на замок и окрестности. Точнее, открывался бы, если бы не ливень, который превращал пейзаж в однообразную серость. Впрочем, Риддл и не собирается любоваться местностью, его сейчас беспокоит совсем другое. Изучая окклюменцию по книгам, он столкнулся с разными подходами к отрасли. Большинство авторов предлагали полностью отключить эмоции, не давая легилименту ни единой зацепки, чтобы проникнуть вглубь сознания. Это был популярный способ, насколько вообще может быть популярной что-то в этой науке. Но он был далеко не идеален. Отвлечь, испугать, заставить жертву испытать хоть малейшую эмоцию - и разум вновь открыт. Куда интереснее был другой метод - но и куда сложнее. Особенно, как считал Риддл, для представителей рейвенкло. Особенно для хладнокровной и всегда держащей свои чувства под контролем старосты факультета. И все же, если её, с позволения сказать, успехи и дальше будут такими же, придется пробовать.
- Legilimens*
Том не предупреждает о новом нападении. Никто ведь не будет предупреждать. Он резко разворачивается и направляет палочку на девушку, перехватывая её взгляд и одну за другой разматывая нити её воспоминаний. Теперь он не останавливается на детских. Может быть, более поздние она больше захочет скрыть?
"Рейвенкло", - торжественно объявляет шляпа, а уже через несколько часов одиннадцатилетняя студентка в новой мантии не может ответить на вопрос дверного молотка. Столпившиеся вокруг старшекурсники не спешат прийти на помощь, а только негромко смеются над одной за другой неудачными попытками.
А вот уже третий курс, и у юной последовательницы Ровены неплохо получилось домашнее задание по Астрономии. Неплохо, а у её однокурсницы - отлично, именно её расхваливает профессор, ставя в пример.
Теперь девушка уже носит форму старших курсов и значок старосты. Она слушает другого старосту, слизеринца, а затем он направляет на неё палочку. Нет, только фактов мало, Оливия. Ты покажешь мне свои эмоции. Свой страх - я ведь знаю, что ты боишься, хоть и пытаешься всеми силами скрыть это. Неуверенность в собственных силах, в том, что ты действительно лучшая. Я собираюсь одну за другой извлекать на свет все твои эмоции и демонстрировать их тебе, увеличивая в разы. Неужели ты никак не помешаешь мне сделать этого, Оливия? Неужели боли, которую ты получишь от меня ты боишься больше, чем себя саму?
Legilimens - Продолжаем урок.
Olive Hornby написал(а):А что, были прецеденты?) Или проверяешь меня?)
Ну что ты, какие проверки) Просто напоминаю о возможности "стопа", только и всего))
Отредактировано Lord Voldemort (2014-11-15 22:36:22)
Оливия ловко поймала брошенную ей палочку. Она следила за ним, за каждым его движением. Она знала, что он нападёт внезапно, не предупреждая. Потому что он не мог иначе: её слова ему не понравились. Всё дело в контроле эмоций – к этому относятся и изменения выражавшихся на лице чувств и их всплески. Он хотел помочь ей, хотел научить её, и в то же время полагал, что никому не быть лучше него. Нет, она не пыталась таковой стать. Она хотела раскрыть свой собственный потенциал, без оглядок и сравнений. Но за недолгое время их общения начала узнавать его. Оливия знала, что Риддл не просто учит её – одновременно он оттачивает на ней и собственные навыки, расширяет и свои умения. Это позволяет ему ещё сильнее ощущать собственное превосходство. И отчего-то Хорнби казалось, что, предаваясь подобным рассуждениям, она видит лишь верхушку айсберга.
Ей нужны были эти несколько мгновений, чтобы снова собраться. Она была благодарна ему, что он дал их ей. Их не будет много, в этом она не сомневалась, и потому какая-то часть её оставалась в напряжении. Просто несколько глубоких вдохов, чтобы усмирить сердцебиение, выровнять пульс. Оливия не спускала с него глаз. Со спины он смотрелся не менее представительно. Вокруг него старый хлам старого замка, вещи, которые видели много судеб и жизней, впитавшие в себя горести древнего мира. Теперь они запомнят и его, и, может быть, через много лет кто-нибудь ещё, стоя в этом кабинете, будет думать, что окружающие его стены видели юного Тома Риддла, ещё восходящего к своей звезде. За окнами не унимался дождь, и казалось, что стихия отделяет их от всего мира, окружив плотным водяным куполом. Оливия запоминала каждую черточку всего его вида, каждый изгиб лица, движения рук. Время истекало, и её мысли жадно, судорожно собирали внутри себя его образ.
Риддли повернулся, и Хорнби лишь успела заметить направленную на себя палочку, как уже знакомый поток магии снова атаковал её, проникая внутрь существа. Теперь новые картины понеслись перед её взглядом. Обрывочные, искромсанные события, когда-то заставлявшие её волноваться, испытывать стыд, смущение, и это мерзкое желание превратиться во что-нибудь маленькое и исчезнуть, лишь бы не быть объектом обсуждений. Она прошла через это, но слизеринец мастерски возбуждал былые эмоции, так, будто она переживала свой позор сию минуту. Что ж, значит начнём отсюда...
Она слышит его голос. Его тихий издевательский довольный голос. Сила, протекающая от его палочки к её сознанию, соединяла их. Она чувствует его, почти осязает находящиеся внутри её головы его мысли. Он стоит так близко, перебирая осколки её жизни.
Она в кабинете декана Рейвенкло, стоит, глядя на огромный портрет Ровены, венчающий каменную стену. Мёртвый, недвижимый портрет. Редкость для магического мира. От холодных отталкивающих черт основательницы факультета Хорнби не может оторвать глаз.
- Вы плохо стараетесь, Оливия, - произносит декан. – Я знаю, вы способны на большее, но вы не прилагаете достаточных усилий. Ваши мысли заняты совершенно не тем. Вы отстаёте по основным предметам. Мне сообщили, что вы хотели попасть в запретную секцию библиотеки. Что вам там понадобилось? Вы неправильно растрачиваете своё время, некоторые преподаватели вами недовольны. Вам нужно поучиться дисциплине у вашего брата. Он всегда показывал самые лучшие результаты.
Тебе должно быть это интересно, Том. Мой брат, меня постоянно сравнивали с ним. Говорили, что он лучше, и я должна стремиться быть его копией. Что до него – он равнодушен ко мне. Как, впрочем, и ко всему в этом мире. Вот, кого не нужно учить контролю над эмоциями – у него их попросту нет. Но больше всё это не беспокоит меня.
В книгах отца говорилось, что лучший способ противостояния легилименции не освобождение от эмоций, а замена воспоминаний. Мистер Хорнби владел действительно обширным собранием магической литературы и не знал, что его дочь тайком изучает его коллекцию, проглатывая одну книгу за другой.
Оливия закрыла глаза.
Это не кабинет декана Рейвенкло. Воображаемые стены внутри её сознания стали расплываться, изгибаться, превращаясь во что-то иное. Жаль, она никогда не была в гостиной Слизерин. Что ж, пусть это будет то, что ей знакомо. Окружение расплылось, каменные стены башни побелели, превращаясь в убранства отцовского кабинета в больнице Святого Мунго. Ничего примечательного, вполне обычная колдомедининская обстановка, огромный письменный стол, заваленный пергаментами посреди всей комнаты. За столом, спиной к ним стоит человек в белом халате, судя по всему мужчина.
- Вы хорошо поработали, Оливия, - произносит знакомый голос, тот, который только что звучал в её голове. Мужчина оборачивается и оказывается, что это молодой темноволосый парень с тёмными глазами на бледном лице. – У вас всё по…
Комната начала расплываться – силы Оливии заканчивались. Впервые в жизни ей удалась модификация собственного сознания. Пальцы до бела сжались на палочке. Это был всего лишь первый раз, но она уловила свою спасительную нить: Том и есть её щит, он – её личный смыл, единственный человек, откликнувшийся ей, принявший её. Одна мысль о нём давала ей силы, и теперь она точно знала, почему. Боль прорезалась в каждую мышцу при сопротивлении заклятью, как он и говорил. Если она сейчас окончательно утратит контроль, он снова возьмёт верх и опять будет недоволен. Времени на раздумья не было, да и сил тоже.
- Protego*, Depulso!**
Наверное, это всё-таки просчёт. Если он повторит пытку, вымотанная, она уже не сможет сопротивляться. Ну и пусть. Она получила свой ответ.
* - я помню, что такой щит помогает плохо, но другого не придумала =__=
** - отталкивает противникаИ всё-таки не убивай меня и не замучай до полусмерти хд
Оливия подняла палочку, и Том понял, что попытка, которая начала казаться успешной, провалилась. Он почти автоматически выставил отражающий щит, и Депульсо отлетело обратно в девушку, но оно изначально было достаточно слабым, чтобы причинить ей хоть какой-то вред, поэтому просто заставило студентку отшатнуться, отступить на несколько шагов назад и, натолкнувшись спиной о стену, сесть на пол*. Слизеринец, не глядя на неё, отошел к столу, где лежали его вещи, взял школьную сумку, подошел к Оливии и сел рядом с ней плечо к плечу, опершись спиной на каменную стену. И почему они всегда такие холодные? Неужели за столько столетий невозможно найти способ нормально отапливать Замок?
Все так же молча он открыл сумку и достал из неё плитку шоколада, совершенно маггловского, надо сказать, но продающиеся в Хогсмиде шоколадные лягушки вызывали только подозрение. Протянул шоколад девушке, даже не посмотрев в её сторону.
- Ешь. Это неплохо помогает восстановить силы, как ни странно, не хуже некоторых зелий.
Он еще некоторое время молчит, перекатывая в пальцах волшебную палочку и давая ей время на отдых.
- Да,- наконец говорит Том, - ложные воспоминания и правда сильный ход. Но все не так просто, понимаешь? Отличить их от настоящих можно всегда, почти всегда. Кроме того, не всегда ты успеешь сориентироваться, пока у тебя в сознании кто-то копается. Они должны быть подготовлены, тщательно продуманы, ты должна вызывать их легко, хоть среди ночи тебя разбуди. И лучше всего, если ты будешь сама в них верить.
И, наверно, это самое сложное. Что, конечно, не значит "невозможно", но это очередная игра с сознанием, скольжение по краю, и если упадешь с этой тонкой, как лезвие ножа и такой же ранящей грани, то можешь перестать отличать порождения собственного разума от объективной реальности. Если она вообще существует.
- Но это все равно не то. Окклюменция - механизм несомненно сложный, но это очень, очень сильное оружие, поверь. Я не могу знать наверняка, но думаю, что она вполне может быть даже защитой от дементоров. И, что важно, в отличие от Протего и Депульсо, работает вне зависимости от того, есть ли у тебя палочка. Вне зависимости от того, успела ли ты вовремя отследить атаку. А это важно. Очень важно. Может, обычным людям, твоим однокурсникам, друзьям, да просто сотням людей, которые только и делают, что аппарируют из дома в свои конторы и обратно, не понимая, зачем живут эту жизнь - может им и правда нечего скрывать, и эта наука не нужна им. Но мы - мы другие, Оливия! Мы видим цель и идем к ней. Весь этот мир - весь, Оливия - наш, или скоро будет нашим. И, конечно, вокруг нас всегда будут враги, да и сейчас они есть. Мы должны быть готовы защищаться в любой момент, в любой ситуации. Окклюменция - незаменимый инструмент для такой защиты.
Нет, это искусство определенно достойно того, чтобы тратить усилия и наконец овладеть им.
- Есть еще один способ. Попробуй не очищать свой разум, делая его пустым, раз это слишком сложно для тебя, а наоборот, ударить того, кто пытается проникнуть в сознание чем-нибудь особо сильным. Любое чувство подойдет, если ты способна сделать так, чтобы оно переполнило твои мысли, полностью завладело твоим сознанием. Но ты должна быть осторожной, стоит только потерять над эмоцией контроль...
Он развел руками, давая понять, что ничего хорошего из этого, вполне ожидаемо, не выйдет. Именно поэтому способ, в основном, освещался чисто теоретически: многие из тех, кто пробовал его на практике, потом уже не могли рассказать об этом опыте ничего. Игры с разумом опасны.
- Если ты уже познакомилась с легилименцией, могу показать тебе, как это делаю я.
Том все же переводит на сидящую рядом с ним девушку взгляд, чтобы отметить по каким-то почти незаметным признакам, что она очень устала. Пожалуй, настолько, что может уже отказаться от идеи с обучением. Но нет, этого допустить нельзя. А значит, надо дать ей время. И способность не бояться всего того, что она хочет забыть, но не может не вспомнить, проваливая щит.
- Ты пыталась проникнуть в Запретную секцию? Зачем? Ты ведь знаешь, что пропуск есть у меня, и если тебе нужно что-то, я помогу, стоит только попросить. Особенно если это касается изучения Искусств.
А затем задумчиво поворачивает на пальце тяжелый перстень с черным камнем, таким же вечно холодным, как и древние стены Хогвартса, и говорит уже совсем о другом.
- Тебя беспокоит ситуация с братом? Думаю, её тоже можно исправить.
Если не заставило - только скажи, я перепишу.
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » Страницы прошлого » Вопрос на любой ответ
