На прилавке неспешно  начинает появляться все разнообразие зелий, которые стали скорее необходимостью, чем рядовым пополнением запасов. Три прозрачных бутылька с поблескивающей в них желтоватой жидкостью и четыре одинаково болотно-зеленых, запаянных на века сургучовой печатью. Только вот того, в котором я нуждаюсь особенно, среди них я не нахожу.
-Мисс Блэк, с таким набором вы определенно рискуете попасть в Мунго не своим ходом.
В то время как я складываю все то, что он смог мне предложить, я смотрю на него предупредительно и как кажется не только мне, с отвращением,
-Мне кажется, или я не интересовалась мнением по этому поводу?
Лауданум. Драккл тебя раздери, но дай мне этот чертов лауданум! Если стараться держать себя в руках, что несомненно у меня не получается, то все пойдет гораздо проще. Почему мне приходится это просить? Ради уважения к его полукровной личности? Мерзость.  Недовольство приходится скрывать, иначе я уйду отсюда ни с чем. Даже со вполне безобидными настойками мне придется распрощаться и зализывать раны лишь посредством своих способностей. Вот только к зельеварению они остались где-то на уровне студентки 4 курса, если не сказать, что самого первого. Как только последний бутылек касается стенками предыдущего, со звоном, уже в сумке, я еле слышно проговариваю,
-Мне нужна эта настойка.
Какая-то откровенная порция унижения. Он прекрасно знает о чем идет речь, но безупречно тянет время. Вроде бы и не просьба, не мольба — а требование, но все равно остается мерзковатый привкус на языке. Прекратить торгашество? Да, только если я хочу уйти отсюда прямо сейчас и так не в лучшем для меня состоянии.
-И куда вы ее только вливаете, мисс Блэк — седьмая за месяц? 30 капель способны убить и василиска. Может, вам нужна какая-нибудь помощь?
Нужна. Необходима. Только с ней несколько опоздали. А ты еще и считаешь? Удивительное свойство памяти. От этой прелюдии тошнота уже подкатывает к горлу, но я уверовала в неизбежность этих словесных домогательств. И к правилам Лютного постепенно начинаешь привыкать, если нет других вариантов. Добрая колдунья из Косого вряд ли старалась бы продавать мне все это, поэтому выход один — терпеть. И как можно приветливее улыбаться, даже если слова периодически не стыкуются с мыслями.
-Если мне понадобится помощь такого рода, то вы будете последним, к кому я захочу обратиться.
Предложить мне полубессознательное состояние, ну...знаете ли. Все это из-за того, что игра в спокойную благородную леди несколько затянулась. Но возможно хоть это будет способно поставить его на место. Аккуратно поправляю завернувшийся рукав мантии, как только понимаю, что он просто впечатался взглядом в мое запястье, которое украшают незаживающие тонкие полосы царапин. Это самая малость, которая могла оказаться в поле его зрения. За это мне стыдно перед самой собой — полученные во время тренировок они не имеют никакой ценности, не несут в себе памяти, разве что еще раз подтверждают несовершенство.
-Хорошо, 217 вас устроят? - на прилавок торжественно ложится мешочек с монетами. Судя по его весу — это годовой доход семейства по типу Уизли. Я способна потратить это за один вечер, но в отличии от других чистокровных девиц — деньги явно уходят на дело. Он показательно кивает головой и выкладывает передо мной небольшую, неказистую на вид склянку. Мой вопрос, судя по его реакции на взгляд, нет необходимости озвучивать.
-Это последнее что у меня есть,леди Блэк. Сами знаете, что будет, если меня поймают на хранении.
Он смотрит на меня как на грязнокровку, даже это «леди» он выговаривает с особенной интонацией. А что будет если меня поймают на хранении?  Ну да, простите, действительно, я же Блэк. Он как и я прекрасно наслышан про внеочередные обыски, это единственный момент, где мы находимся практически на равных правах. Только за меня в любом случае и оправданно говорит моя фамилия, а вот за него? Род деятельности? В  любом случае, меня это даже не касается.
Когда дверь в пустующую лавку открывается, я легким движением скидываю последнюю из моих покупок к остальным и рывком накидываю капюшон мантии, направляясь к выходу. Здесь действует негласное правило всех нетривиальных заведений — клиенты  ни при каких обстоятельствах не должны столкнуться друг с другом, и так же они остаются инкогнито для других посетителей. Не всегда ему следуют в идеале, но это не мешает самим клиентам доводить его до той самой точки совершенства — они прекрасно делают вид, что тот человек, что сидел с ним за одним столом на званом обеде еще вчера — совершенно им не знаком.

Я делаю пару шагов по направлению к каминной сети, как незнакомец, что заходил вслед, резко выхватывает весь нехитрый скарб прямо из ладони и уносится вниз по переулку, что я только успеваю выхватить палочку из внутреннего кармана и вцепится в его мантию свободной рукой. Все происходит на автомате, но я  не могу даже выговорить обездвиживающее, как он аппарирует. Вернее, аппарируем мы. С ним. Не нужно быть слишком прозорливой, чтобы не догадаться, что он просто скинет меня с хвоста, как оно и случилось. Ублюдок.
Чего я ожидала от Лютного? Подобного. Но ожидать совершенно не означало, что так или иначе это случится. Такое могло произойти только с какой-нибудь пришибленной грязнокровкой, с просто тупоголовой девчонкой. Мерлин, как можно было не предусмотреть этого? Если учитывать, что перед этим хозяин лавочки старательно заговаривал мне зубы, можно решить, что все это было продуманно заранее и настолько ловко, что я просто не успела сориентироваться. Не оправдание, Беллатрикс. Позора не оберешься, гиппогриф его задери.
Теперь у меня в руках его мантия и больше ничего. И, возможно, я могу поблагодарить судьбу, за то что меня не разорвало по дороге, а просто выкинуло в незнакомой части Лондона. И что более вероятно —  не самой лучшей маггловской его части. Безумное скопище магглов что-то скандировало, с фанатизмом уставившись на импровизированную сцену, вторя тактам разрывающей барабанные перепонки музыки.  Это единственное, что сначала помешало им меня заметить. Аппарировать отсюда было невозможно, открытое пространство, которое не вело ни в один из более-менее закрытых переулков — еще одно из блестящих поражений сегодняшнего вечера.  А положение было немногим лучше, чем находится в стане своего врага — с выкрикивающими подобиями упырей наедине было определенно мерзко. И этого «мерзко» в странных нарядах на площади было явно чересчур. Сущая грязь.  Вот где бы сейчас пригодилась настойка. Хотя бы можно было спокойно понять, как действовать дальше. Чтобы убрать свою палочку обратно и не привлечь к себе внимание, мне и так пришлось переступить через себя и сделать несколько глубоких вдохов. И эти несколько секунд замешательства дали мне возможность увидеть находящегося в эпицентре событий, прямо на сцене - слишком знакомого мальчишку с явным аристократическим профилем.

День после моего дня рождения. Практически сочельник. Я упираюсь ладонями в кожаную обивку кресла, только чтобы не процедить сквозь зубы что-то лишнее. Мне хочется просто приложить его Петрификусом, чтобы он пришел в себя. Он снова провокатор, а Вальбурга  только и счастлива, что ей дали повод лишний раз выбросить львиную долю своих эмоций.
-Замолчи....Сириус, просто заткнись!
Что я хочу сказать  на самом деле— теряется. Я просто не хочу в это верить, я даже не хочу об этом думать. И осознавать это я не хочу еще больше. Пасы Вальбурги отдаются более жесткими — Сириуса, только ни один из них не слышит меня. Что бы я сейчас ни сказала и ни сделала — никто не заметит. Если бы он слышал, он ответил бы и мне — как всегда — грубо, отчаянно, резко. Я  в свою очередь тоже не преминула бы с ответом, и все занеслось бы в привычном круговороте. Мать по мою правую руку лишь делает вид, что старательно разглядывает жидкость в своем бокале. И она не обратила внимание на то, что я сказала что-то кроме «достойных настоящей леди слов». Остывшие Блэки, навсегда сгоревшие, сгинувшие,  проклятые, мертвые — они не находят ни единого слова, они следуют этикету, они не влезают в эту полемику. Еще живой Регулус — но и ему не под силу выдержать этот бьющий ключ поистине дурных страстей. И тогда я встаю и оказываясь прямо напротив Сириуса, через маленький стол. Он не сможет, он не сделает, перебесится, успокоится. И когда он проклинает всех оставшихся в этом доме, я не сдерживаюсь, чтобы ответить,
-Ты не посмеешь, Сириус
Нет, это не то что ты думаешь. Нет, это не «ты не посмеешь перечить Вальбурге». Ты не посмеешь уйти. Что бы она не сказала. Не посмеешь. Нет. Этого не произойдет. Ты часть этой семьи. Эта парцеляция в моих мыслях раздражает. Я не слышу, что он отвечает уже мне, только голос моей матери  прорезается в невесомом затишье,
-Белла, сядь! - я не двигаюсь в сторону, вскрик повторяется. - Беллатрикс, ты слышишь, что я тебе говорю?
Я вообще ничего не слышу. Я не хочу ничего слышать. Нервы сорваны, словно апломбированые печати на Огденском. Не надо обращаться ко мне как к собаке, которая тут же может послушаться. Слишком много мыслей и так чертовски мало слов. Я успеваю только понять, что он уже несется по лестничному пролету к своей комнате.
-Паршивец, - только и находит, что сказать моя мать. Про отборную речь тетки я и не веду речь. «Паршивец» повторяется еще и во мне. Что-то удерживает меня от того, чтобы не влететь в его комнату и не разнести его дурную голову о стену. Кто мешает ему держать язык за зубами, если он знает, как это все заканчивается? Все-таки я сажусь, и наверное этому слишком рады старшие родственники. Повела себя благоразумно. Умница. Того и гляди они дадут мне в зубы сахарок. Никто из них не понял, что в этих двух фразах из всей полемики, я не поддерживала никого из присутствующих. Называйте это, если хотите, лицемерием — но Блэков-падальщиков я поддержу никогда. Мать уже о чем-то шепчется с теткой, мне же не остается ничего кроме того как ждать, когда она объявит это семейное сборище оконченным. Кажется, никто и не заметил, что сейчас что-то произошло, судя по героическим лицам. Я тоже не заметила. Я просто не успела понять, что все зашло настолько далеко. И понимаю я это, как только со скрипом открывается входная дверь, а спустя секунду с грохотом, проносясь даже по половицам, сотрясая мебель она же захлопывается. Вальбурга, абсолютно ровным тоном предполагает, - Наверное, это Орион.
В ту же секунду я срываюсь с места и выбегаю из гостиной, сначала в коридор, а оттуда, быстро минуя четыре лестничных пролета, в направлении комнаты Сириуса. Почему я не вышла на улицу? Я боялась, что мои догадки подтвердятся тут же. Я хотела, чтобы время хоть немного играло мне на руку. Чтобы я оставалась в общесемейном забвении еще несколько минут. Рывком, практически срывая дверь с петель, я влетаю в его комнату. Нет. Этого просто не может быть. Открытый, практически пустой шкаф, оставшаяся на столе посуда, полуразвалившийся учебник с прошлого курса, ну и, конечно, эти чудовищные маггловские плакаты по стенам. Все. Ничего больше здесь нет. Никого. Он все-таки ушел. Сбежал. Наверное надо было наложить на эту комнату заклятие, чтобы никто не слышал  моего срыва.
-Чертов Блэк! - тарелки сыпятся вдребезги, сметаемые со стола, в моих руках остаются мелкие осколки. Книга отправляется в стену, и от нее отлетает переплет. Мне кажется, я способна переломать всю эту комнату. Он оставил меня одну. Меня. Ту, которую он не слушал, но был способен слышать. Ту, которую он никогда не способен был понять полностью, но он знал, что и зачем я делаю.
-Ненавижу....какого драккла ты сейчас это сделал?!
Мои крики в пустоту, переходят во что-то нечленораздельное, и я определенно не знаю, как с этим бороться. Стул разламывается о старый шифоньер, но от этого не станосится легче. Мне кажется я перестала себя контролировать, моя палочка просто указывает на те цели, которые я обязана раздробить в клочья. Я успокаиваюсь и прихожу в себя от нервных всхлипов только когда  выхожу из комнаты и опираюсь на перила. Нужно прийти в себя. На лестнице, королевой возникает моя мать.И я определенно не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я здесь оказалась.
-Беллатрикс, тебя ждут внизу, - столько холода в ее голосе я слышу впервые.
-Я не в состоянии сейчас туда вернуться, - пытаюсь ответить как можно более учтиво. Она лишь рассматривает мои покрасневшие глаза, выражение ее лица не меняется.
-Я сказала вернуться, Беллатрикс, и ты вернешься. Сейчас же. Зайдешь и извинишься перед Вальбургой за свое поведение. Ты поняла меня?
-Мне не пятнадцать, матушка, я сама разберусь, что мне следует сделать, - я парирую, потому-что не знаю, что еще можно ответить на это. Грубое нарушение этикета. Ну давай же. Что ты сделаешь? Давай, я жду. Только ее тон все так же спокоен.
-Если тебе не пятнадцать, Беллатрикс, то отчего ты все еще не дома у своего мужа, а находишься на нашем с отцом содержании?
Теперь она перегнула палку. Хочешь увидеть вторую Андромеду? Второго Сириуса? Что ты от меня ждешь? Мне нужно десятый раз вести беседу про то, что я делаю для вашего и без того загнивающего общества? Что я делаю для того, чтобы вытащить чистокровных из этого дерьма в котором они погрязли из-за плодящихся как мух грязнокровок? Конечно, стоит поговорить про мужа.
-Я понимаю вашу заботу, матушка, но я сама разберусь  когда под пятидесятелетнего жениха, одобренного вами, мне...- она не дала мне сказать слово «лечь». Щеку жжет пощечина.
-Неблагодарная дрянь! - она начала спускаться по лестнице и посмотрела на меня, как на прокаженную, - Ты близка к этому, Беллатрикс.
Рука моей матери указывает на дверь в комнату Сириуса.
Когда только она спускается, я подзываю проходившую мимо эльфийку, и прошу у нее вынести мне из комнаты хозяйки дома одно зелье. Домовиха не сразу кивает головой, но тут же аппарирует.
Результат не заставил себя долго ждать — шестьдесят вымеренных капель, по двадцать на каждый глоток,и я не чувствую уже ничего. Мои мысли не занимает Сириус. Во всем теле — поразительная легкость. Мне все равно. Я спускаюсь вниз и показательно извиняюсь перед Вальбургой. Мать не сдерживает улыбки — ей кажется что она победила. Тему Сириуса никто не затрагивает. Я тоже улыбаюсь.
Ни одной ночью я не спала так же хорошо, как этой.

Дыхание участилось. На каждый и без того быстрый такт отчетливо можно было услышать сердцебиение. В висках стучало громче и острее музыки, наполнившей площадь.
Отшатнувшись назад, прижимаюсь лопатками к стене. Холодные ладони сжимаются в кулаки и точно так же приходят в свое обычное состояние. Это невозможно. И я не могу отдавать себе отчет в том, что сейчас происходит. Я старалась ненавидеть его, я обязана была ненавидеть. И даже больше, я ненавидела, но из-за происходящего сейчас я перестала это осознавать. Осознавать то, что я старательно пыталась взрастить в себе самой. Да, с большей вероятностью я хочу стащить его с этой сцены и сказать все, что я только смогу выразить в словах. Это невероятно злит. Очередной пробел моей внутренней борьбы с системой терпит головокружительный крах. Я не хочу возвращать его в семью, так же как не хочу считаться с его юношеским максимализмом. И все-таки я могу ответить на все поражающие меня внутренние вопросы — я хочу возродить его в себе. В своей памяти. В той, в которую меня учили верить. Только последние несколько лет я создавала свою собственную историю и не хотела знать прошлого. Последние полгода я выскребала его по частям. У меня не оставалось этой памяти. Только ненависть — живая, животная, к тем, кто когда-нибудь посмеет пойти против. Только вера. Только гордость. Только...кто такие Блэки без памяти? Я знала кто это наверняка. И одним из участников действа, что разрушали проросшее в нас наследие была я. Только я знала как правильно заполнять пробелы своими новыми ценностями, которые не были вопреки этой памяти.
Заходящее, жаркое солнце прицельно метит мне в левое плечо, скрытое черной мантией.
Я не вслушиваюсь в его слова, просто не перестаю наблюдать. Со сцены, должно быть, меня видно гораздо лучше толпы — я стою на несколько дюймов дальше, словно дуэлянт, приготовившейся к поединку. Но я точно не знаю, будет ли еще продолжаться эта немая дуэль. Я слишком хорошо чувствую на себе его взгляд.

Отредактировано Bellatrix Black (2014-08-01 23:44:06)