Риддл стоял очень близко, почти вплотную. У него определенно было что-то с глазами. Впрочем, Аластор не знал, как сейчас выглядят его собственные. Если бы противник хотел атаковать, остановился бы раньше. С такой дистанции можно только бить кулаком, но эту вероятность Аластор рассмотрел бы в последнюю очередь.
Риддл улыбнулся и убрал палочку. Вот даже так. Аластор хмыкнул и тоже убрал свою. В голове у него все путалось - вернее, хотело запутаться. Аластор не знал, как долго сможет удерживать мысли в относительном порядке. Пауза? Снова дашь мне восстановиться, Том? Хотя не было большой надежды на то, что теперь он обойдется коротким отдыхом. Но Риддл вдруг снял и протянул ему свой перстень. А ведь он мог бы выиграть пари и знал это. Аластор подумал, каким красивым жестом сейчас было бы отказаться: я знаю, что на деле ты мог бы выиграть, и я не могу воспользоваться твоим слизеринским великодушием, только не оно, фу, гадость. Но это было бы глупо. Аластор хотел этот перстень.
И вдобавок Риддл продолжал улыбаться. Словно ему тоже было зачем-то нужно его отдать. Ну вот и прекрасно!
- Минутку, - он снова вынул палочку. - Ferula!
Левую руку в два слоя покрыла плотная повязка, и только тогда Аластор принял перстень, поднял его на уровень глаз, в чем не было большой необходимости - заклинание зоркости еще действовало. Кольцо было грубым и тяжелым - еще бы, в нем заключалось нечто гораздо большее, чем массивный камень со знаком Гриндевальда. Аластор хотел узнать, что именно.
Он убрал перстень, вблизи казавшийся гораздо соразмернее и красивее, во внутренний карман мантии.
- Ценю твою... хм... щедрость, Том. Поверь, для меня он тоже много значит.
А уж как ему будут рады эксперты! Осталось только дождаться завтрашнего дня. Вполне возможно, это будет полезно и для дела... Хотя сама мысль о деле почему-то изумила его, таким оно показалось неважным.
Предложение об обмене заставляло задуматься. Он хотел согласиться. Очень хотел. Но это было не его оружие - по большей части это было оружие аврората, и Аластор не мог передать его Риддлу. Даже в обмен на мировое господство. Интересы аврората по-прежнему стояли выше его желаний. Аластор впервые подумал об этом с сожалением и не устыдился.
- Мое заклинание и секрет появления пива на щит от ментальных атак, - предложил он.

Риддл вызвал светящийся шар, чтобы прогнать темноту, и Аластор снял заклинание зоркости. Голова продолжала болеть, как если бы воздействие все еще продолжалось, от висков боль растеклась по всему черепу. Аластор не удержался и потер затылок, но это предсказуемо не помогло. Он все еще слышал обрывочные реплики какого-то второго голоса, определенно отличного от голоса того человека, которым Аластор Муди привык себя считать. Но он слишком устал, чтобы встревожиться: отголоски поединка, нет, даже череды поединков. Большое дело! Впрочем, на сегодня с него хватит окклюменции. Но если бы и не голос, он не стал бы еще раз впускать в свое сознание Риддла. Пусть даже с наилучшими намерениями.
- Как ты видишь, с любыми щитами у меня не сложилось, - сказал Аластор, проигнорировав раздражающий пассаж про силу нападающего. - Так что я предпочту Рефлекто.
Принадлежность этого заклинания к Темным искусствам его сейчас не смущала. Все ведь зависит от того, с какой целью использовать свою силу, не так ли? Разве он изыскивает способ напасть? Нет, только способ защититься. В этом нет ничего предосудительного и даже официально запрещенного.
Если бы ты считал, что это не предосудительно, ты бы не оправдывался перед собой. Все всегда начинают с таких самооправданий.
Но Аластор предпочел отмести самообвинения.
- Что же до окклюменции... судя по всему, ты ей научился самостоятельно, - и научился совсем не так здорово, как можно было бы подумать. - И мне было бы интересно узнать, по каким источникам.
Нечто подсказывало ему, что по-настоящему действенность окклюменции может оценить только легилимент. Риддл понимает, что защита Аластора несовершенна, не потому, что может защититься лучше, а потому, что может ее пробить. На мгновение ему снова захотелось вторгнуться в чужое сознание и самому посмотреть, как оно устроено и в чем уязвимо.
Если б ты мог проникнуть в его мысли, Аластор, разве ты позволил бы ему побеждать? Разве позволил бы ему угрожать тебе? Разве ты принял бы свою победу, как подачку из чужих рук? Нет, это ты мог бы бросить ему подачку, сознавая свое превосходство...
Аластор тряхнул головой, так что новый приступ боли отогнал эти мысли, и начал машинально разматывать повязку на левой руке. Сейчас нужно было получить от Риддла сведения о щите - и закончить этот разговор. Он хотел отдохнуть.

Отредактировано Alastor Moody (2014-04-17 10:03:56)

Риддл развеселился, хотя откровенно смеяться не стал. Аластор отметил для себя, что у него кто-то был в роли легилимента, возможно, еще в школе. Но развить мысль сейчас не смог - думать дальше, чем на шаг вперед, вдруг стало невероятно трудно. Он не мог продолжать рассуждения и слушать Риддла одновременно.
Он смеется надо мной. Он смеет смеяться надо мной и представлять себя в роли наставника. Аластор чувствовал холодное бешенство от этой мысли. Мы договорились обменяться знаниями на равных, а не кто-то один снизошел до другого. Ты забываешь, Риддл, что проспорил мне свою... реликвию.
Он не проспорил. Он тебе ее всучил, идиот. Может, он с самого начала хотел ее тебе всучить.
...но я сам этого хотел. Я победил. Перстень мой.
Голос Риддла теперь был лишь немного, но все-таки реальнее, чем эти два. Аластор сосредоточился на нем. Он не стал говорить, как подают в аврорате Темную магию. Ее в аврорате не подавали - по крайней мере стажерам. Все знания Аластора в этой сфере были добыты по крупицам, часто - с молчаливого неодобрения учителей. Это сходило ему с рук - пока он был безупречен в остальном.
Словно им жаль этих знаний. Словно другими боевыми заклинаниями авроры лишь желают противникам доброго утра. Для кого эту магию сберегают на самом деле?..
- Да, - произнес Аластор хрипловато. - Это было бы справедливо.
О, как он мог бы воспользоваться этим щитом, если бы знал его раньше. Если против Риддла обернулись бы попытки легилименции. Если бы в него ударило то самое заклятие, заставляющее кровь вскипать. Если бы уже он был вынужден просить о помощи...
У Аластора загорелись глаза от желания увидеть, как в Риддла ударит его собственный Круциатус. Словно ощущение победы вытащило из самых глубин все те его качества, которые он так старательно запирал: жестокость, алчность, злобность цепной собаки. Они уже очень давно не выходили погулять так свободно. Они оттеснили даже головную боль.
Возьми себя  в руки, Муди!
Он заплатит за то, что смеялся надо мной.
Аластор повторил жест, показанный Риддлом, встал в боевую стойку (не бывает небоевых стоек) и кивнул.
- Давай приступим.
Можно надеть кольцо. Я в своем праве воспользоваться им в любой момент. Что ты скажешь на это, Том? Не в нем ли твоя сила?
Нет, пока не время. Я справлюсь и без кольца.

От заклинания Риддла стало еще светлее, почти как днем. Аластор качнул головой, повел палочкой, описывая вокруг них широкий круг и накладывая антимаггловские чары. Еще не хватало, чтобы сюда сбежались магглы со всей округи.
А пусть бы сбежались. К тому времени я закончу и уйду. Но глупо рисковать местом в аврорате, которое стоило столь многого, из-за нежелания наложить несложные чары.
Аластор посмотрел на Риддла с вызовом и ухмыльнулся. Теперь он был уверен в себе. Отчасти причиной этой уверенности был выигранный перстень, такой тяжелый даже во внутреннем кармане мантии. Аластор ощущал его сквозь несколько слоев ткани. Мощный артефакт. Очень мощный.
- Отвлекает? Нет.
Он не отвлекает. Он... вдохновляет.
Теперь Аластор понимал, почему Риддл всегда носил кольцо. Возможно, сам он тоже будет носить его... часто. По крайней мере, вдали от посторонних глаз.
Муди, очнись, ты говоришь о Темном артефакте.
Ну так и что с того? Том с ним не расставался - и вот стоит живой и здоровый.
На мгновение Аластор прижал ладонь к ребрам, почувствовал грубоватую форму перстня, говорившую о древности, быть может, многовековой; о поколениях магов. Наконец-то он понял, о чем говорили сторонники чистоты крови, и позавидовал людям, в чьих жилах эта кровь течет и в чьих домах хранятся такие же сокровища, исполненные силы, воплощающие историю...
Скоро, пообещал он себе и перстню, совсем скоро.
Скоро что? Эй! Идиот! Очнись! Скоро - что?
Риддл послал в него Экспеллиармус. Ты хочешь обезоружить меня, Том? Сделать меня бепомощным? Лишить меня главного, что у меня есть? Отнять назад кольцо? Ну нет. Из нас двоих палочка меньше нужна тебе.
- Reflecto!*
И тут же снова:
- Reflecto! - с удвоенной яростью от того, что Риддл пробил двумя заклинаниями сразу, словно пытался обмануть его.
Щит сработал оба раза, и Аластор восхищенно посмотрел на свою палочку. На второй раз он почувствовал прочность и упругость своей защиты, ее зеркальную гладкость. Он понял, что смог бы управлять щитом, направляя отскакивающие заклятия в разные стороны. Возможно, он смог бы добиться даже точных попаданий.
И это только одно заклинание, открывшее сразу так много. А этих заклинаний - десятки и сотни. Почти никто не знает их, не пользуется их силой. Глупцы.
Надень кольцо. Оно артефакт этой же магии. Оно поможет понять больше. Гораздо больше, чем мог бы рассказать тебе Риддл.
Аластор потянулся было к застежке мантии, но опустил руку. Никакой проклятый перстень не может подгонять его!
Я не надену его так, словно без него неспособен удержать защиту или атаковать. Нет. Сегодня он будет только ценным призом.
И ты никогда не увидишь лица Риддла в тот момент, когда ты обретешь силу этого кольца.
Ну что ж, я постараюсь это пережить.
Аластор смотрел на противника и отчаянно жалел, что от его щита отлетели не Империус и Круциатус.
Я приказал бы тебе все понимать, Том. Понимать, что ты выполняешь мои пожелания. Всегда помнить об этом.

Риддл закрылся от отскочивших заклинаний. Аластор удерживал защиту, пока обе вспышки не растаяли в темноте - на тот случай, если слизеринец захотел бы отбить их обратно. Но не пришлось.
Он нападет снова. Разве ты не напал бы?
Невербальная атака была первой, и Аластор даже не стал разбираться, что за заклинание это было. Он с улыбкой проводил взглядом еще одну погасшую вспышку. Reflecto нравилось ему все больше и больше.
Разве это не прекрасно: смотреть, как против соперника оборачивается его же усилие?
Мы делаем это не для удовольствия! Мы делаем это для защиты!
И чем же плоха та радость, которую можно получить между делом?
Второе заклинание Аластор отбил уже машинально, даже не заботясь, отскочит ли оно в Риддла. Он открывал для себя все новые возможности и все новые чувства, и голоса, спорившие в его голове - вряд ли это было нормально, но сегодня весь день нельзя было назвать нормальным, - только подстегивали процесс.
Представь, что будет, когда ты наденешь перстень!
Ты сходишь с ума, Муди. Беги отсюда!
Бежать? В тот момент, когда я так близок к новому могуществу? Вот что было бы сумасшествием.
Ты повторяешь за Риддлом! Это его голос!
Я? Повторяю? За Риддлом?!
Боль в голове то отступала, то усиливалась. Сейчас казалось, что внутри черепа непрерывно бьют молнии. Но это почему-то не мешало ему ни мыслить, ни говорить, ни слушать. Ни видеть Риддла, который вдруг рассмеялся и произнес слова, которые пробудили новую вспышку ярости. Перстень в кармане вдруг стал еще тяжелее, он казался живым и словно готов был разорвать мантию. Аластор прижал левую руку к карману, удерживая его.
- Ты лжешь! Ты лжешь, ублюдок!
Он просто хочет вернуть кольцо. Он носил его, не снимая.
Риддл, может, и носил, а ты неделями лечил одну царапину!
Но теперь он мой. Я выиграл его в поединке. Он будет служить мне.
Для чего? Что ты будешь с ним делать? Калечить им других людей? И даже если так - он все равно всегда будет служить Риддлу!
До тех пор, пока существует Риддл.
Новая атака была невербальной, но Аластор знал этот жест. Знал, что следует за ним. Знал, чего Риддл ему пожелал. И в ответ пожелал этого Риддлу в два раза сильнее.
- Reflecto!
Ты ограничишься этим? Всего лишь заклятие Риддла, возвращенное ему же? Никакого твоего личного вклада? Ничего особенного для того, кто глумился над тобой?
Второй голос не успел возразить. Подстегиваемый желанием скорее взяться за кольцо, Аластор взмахнул палочкой:
- Crucio!
Молнии в голове вспыхнули все разом, и на секунду он оглох и ослеп.

Отредактировано Alastor Moody (2014-04-19 12:52:33)

В то мгновение тишины и темноты, когда Риддл исчез из виду, а голоса замолчали, Аластор вдруг ощутил себя отделенным от всего мира и даже как будто вне собственного тела. Осталась лишь некая сумма поступков и реакций сознания. Но если раньше она представляла собой понятную и последовательную матрицу, то теперь что-то распалось, словно через весь массив пролегла трещина, и  последовательность начала разрушаться до основания. Как будто он умирал.
Аластор почувствовал, как на руках дыбом поднимаются волосы - вернулось ощущение тела. Но осознание происходящей катастрофы никуда не делось, и оно не имело прямого отношения к смеющемуся Риддлу, который отражал и усиливал заклятие.
А что будет, если усилить его еще? Хочешь попробовать? Абсолютная боль, умноженная на четыре.
Он хотел. Не на себе, конечно, нет. Он хотел видеть, как двигается, как дышит человек, испытавший такую нервную перегрузку. Хотел коснуться его паникующего, умирающего сознания, увидеть, как рушится целый мир воспоминаний, надежд и предположений. Захватывающее должно быть зрелище.
Это зрелище разворачивается в твоей голове, придурок!
Но почему? Почему?
Потому что Риддл вторгся в твое сознание. Потому что атаковал тебя снова и снова, пока не смешал все мысли. Потому что он пользовался твоей неспособностью дать отпор. Потому что мог. Ответь ему!
Голоса, словно испуганные той секундой тишины, кричали друг на друга так громко и быстро, что Риддл завершил жест едва до половины, да и пальцы Аластора только-только крепче обхватили палочку.
Или потому что ты использовал непростительное, Муди. В ситуации, не угрожавшей твоей жизни. В ситуации, не угрожавшей жизни другого человека. Ты использовал непростительное, чтобы самоутвердиться.
Он заслужил это. Я просто хотел, чтобы до него лучше дошло, что именно он собирается сделать.
Ты сам знаешь, что хотел не этого. Ты хотел того, за что людей отправляют в Азкбан. Ты делал то, к борьбе с чем готовился всю жизнь. И тебе понравилось, Муди. Ты хочешь еще. Ты хочешь превзойти Риддла даже в этом.
Нет ничего плохого в чувстве превосходства. Если бы меня не сдерживали глупые ограничения, я был бы сильнее!
Тогда не удивляйся тому, что Аластор Муди отмирает за ненадобностью. Из этого ты не выйдешь чистеньким.
Нет, нет, я хотел не так, я...
Сейчас он атакует. Отвечай.
Рефлекто. Рефлекто! Круцио!*
Перстень в кармане мантии вдруг стал таким тяжелым, что у Аластора подогнулись колени, сквозь ребра проникла резкая, кинжальная боль, грозившая достать до сердца. Он выхватил кольцо из кармана, забыв защитить руку, и боль перетекла туда, словно его кусало живое, осознающее себя существо, обнаружившее врага. Аластор тряхнул кистью, чтобы отбросить его, но пальцы не разжались, холодный металл прилип к коже. Ладонью он чувствовал грубую резьбу на камне.
И вот еще чем хороши старинные вещи. С их обаянием трудно спорить. Они видели так много поколений - они умеют обращаться с людьми. Ты попробовал отраву, Муди. Ты радостно впустил меня в свое сердце. Будь последователен - надень кольцо.
Существуют ли последовательные гриффиндорцы?
- Protego!- крикнул Аластор в последний момент, зная, что это не сработает.
Ты наверняка заподозришь, Том, что это переводится как "я передумал".
Круциатус сбил его с ног. Не то чтобы первый Круциатус в его жизни. Но тройного еще не было. Аластор не попытался крикнуть - его тело справилось с этим самостоятельно. Кто бы мог подумать, как велик акустический диапазон человека.
Как жаль, что нет времени на какую-нибудь обидную мысль, которую Риддл увидит последней, но уже не успеет донести свой ответ.
Он весь превратился в боль. В непрекращающийся вопль страдания, бесконечного, кажется, во времени и пространстве. Страдание не может осознавать себя, и Аластор успел понять, что он заканчивается. Разваливается на бесконечно малые части, которые...
Останови это! Надень перстень!
Но его сознание уже распалось и растаяло в ночной темноте на манер отраженного заклятия. Остались только ощущения. Только мясо, проросшее многими милями тонких нервов, каждому из которых можно сделать очень больно.

Через тысячу лет он понял, что возвращается.

Отредактировано Alastor Moody (2014-04-20 01:37:04)

Сначала он парил над океаном боли, слушал рев его волн, чувствовал вкус его соли, но оставался вовне. Его было двое. Он сам и какой-то другой человек, который пытался из него превратиться, как бабочка из гусеницы. Ему не нравилась эта бабочка, но он не знал, сможет ли вырастить другую и будет ли новая лучше.
Потом океан взревел, родил слишком высокую волну и втянул его обратно в пучину.
Аластор моргал, пытаясь защититься от нестерпимо яркого света. Хотя нет, уже не такого нестерпимого. Уже почти сносного. Нет, довольно-таки мягкого. Он все еще в Мунго?.. Все еще нет. Над ним наклонялся Риддл.
Впервые Аластор был полностью с ним согласен. Вся ситуация с самого начала была одной большой ошибкой. Он переоценил себя уже в тот момент, когда решил заключить с Риддлом пари. Дальше ошибки только нарастали. В конце концов ему понадобилось перейти грань, чтобы понять, что он и в самом деле способен ее перейти.
Жалкие оправдания жалкого неудачника! Жалкое стремление хотя бы высосанной из пальца моралью обелить свою бездарность, свою неспособность выйти за навязанные рамки. Ты навсегда останешься гусеницей, Муди, ты засохнешь в своем коконе...
Заткнись.
Еще бы. Где тебе взять другие аргументы. Только знаешь что? Попробуй отдать ему это кольцо.
Аластор попытался разжать пальцы, и у него не получилось. Они словно срослись друг с другом, пряча в кулаке проклятую игрушку Риддла. Он попытался собраться с мыслями - причем только со своими.
Надо было бежать с этим перстнем, едва он был получен. Вот тебе за твою самонадеянность, Муди. Теперь ты бежать не можешь.
Он действительно не мог бежать. Для аппарации нужна сосредоточенность. Аластор не мог сосредоточиться ни на лице Риддла над ним, ни на руке с перстнем, которая словно окаменела, ни на осознании своего поражения - и унижения. Попытка аппарировать скорее всего убьет его. Попытка сохранить перстень - убьет. Попытка напасть на Риддла - убьет.
Ты хочешь жить?
Хочу.
Разожми пальцы.
Но он вернет себе артефакт, от которого могут пострадать люди!
Сейчас ты можешь ему помешать?
Нет.
Ты можешь контролировать перстень?
Нет.
Ты знаешь, что делать?
Нет.
Разожми пальцы.
Не могу.
Ты хочешь жить?
Он медленно разогнул большой палец, сопротивляясь сам себе. Развернул руку ладонью вниз, не позволяя загнуть его снова. Сквозь траву здесь проступала скала - твердый холодный камень, весь из множества слоистых выступов. Аластор зацепился скрюченными пальцами за один из таких слоев и потянул руку на себя, разжимая кулак.
Это смешно, Муди. Ты не расстанешься с кольцом одним физическим усилием. Ты должен попросить его забрать. Уговорить Риддла снизойти до этого одолжения.
Верхний слой сланца крошился, острые осколки впились под ногти. Милое дополнение ко всему остальному. Аластор молча тянул руку на себя, чувствуя, что кулак вот-вот начнет раскрываться.
Ты сломаешь себе пальцы. Брось палочку и разожми второй рукой... Я предупредил.
Что-то действительно сломалось с сухим треском, который прострелил вверх аж до локтя. Перстень выпал на землю, и Аластор отдернул руку так стремительно, словно он мог напасть.
Молодец.
Он с усилием приподнялся, сел, поддел упавший перстень своей палочкой и так протянул Риддлу. Рука дрожала.
Ты снова победил.
- Разрешаю.

Аластор ждал, что Риддл начнет измываться. Что аврор Муди будет сидеть минуту за минутой, кое-как удерживая палочку, чтобы кольцо не соскользнуло снова к его пальцам. Он знал, что должен высидеть эти минуты.
Но Риддл взял кольцо сразу и надел на палец. Аластор почувствовал, как с его плеч сваливается тяжесть, которая, собственно, и спрессовывала его из безвольной медузы во что-то человекообразное. Чтобы не упасть, он наклонился вперед, подтянул сломанную руку к груди и вспомнил, что надо еще и дышать. В числе потерь оказались два пальца. Но боль снова была где-то отдельно, Аластор осознавал только факт ее присутствия, но не ее целиком. Голова осталась идеально пустой - мечта окклюмента. Аластор вывернул шею, иначе не получалось видеть Риддла. Риддл выглядел несколько удивленным, спрашивая о его руке. Аластор посмотрел на него, посмотрел на пальцы, которые уже безобразно отекали.
На это способно любое животное, попавшее в капкан.
Усталость была так велика, что он больше не чувствовал потребности отдохнуть и понимал, что просто передышка ему не поможет.
- Ну, я бы попытался.
Надо было решить вопрос с транспортировкой своего бренного тела назад в Лондон. Аппарация отпадала - Аластор чувствовал, что если его расщепит, то уж сразу пополам. Скорее всего он сможет подняться и дойти до деревни, чьи огни светились вдалеке. Ходьба не отнимает много сил. Даже если живут там одни магглы, какую-то помощь он получит. Всегда, конечно, остается возможность, что Риддл соизволит доставить его назад...
Ты больше не будешь ни в чем полагаться на добрую волю Риддла. Надо отдать долг.
Да нужны ему мои заклинания при таких возможностях...
Это нужно не ему, это нужно тебе. Ты уже дважды нарушал свое слово.
Аластор перевалился на четвереньки, на корточки, оттолкнулся от земли кулаком с зажатой в нем палочкой и поднял себя до условной вертикали. Ясно понял, что ничему сейчас не научит бывшего слизеринца, потому что еще одно магическое усилие выжжет весь его резерв.
Снова прав, Том. В Мунго мне теперь самое место.
- Пиво, - сказал Аластор. Правая рука у него машинально дернулась сделать привлекающий внимание жест. - Пиво я призвал из Хогсмида, из "Трех метел". А заклинание в другой раз.
Свет погас, и темнота была такой внезапной, что он чуть не потерял равновесие. Через пару мгновений Риддл положил руку ему на плечо и потащил его сквозь пространство. Аластор надеялся, что по прибытии устоит на ногах. Очень не хотелось падать на сломанные пальцы.

Отредактировано Alastor Moody (2014-04-21 20:37:18)

Мои шаги размеренные, неспешные, взгляд равнодушно скользит по полутемному коридору клиники, а волшебная палочка с легкостью левитирует бессознательное тело в направлении палаты. Это последняя дверь, место, куда менее часто чем обычно заходят другие целители, считая это место куда менее комфортным для больных из-за отдаленности и углового окна. Что ж, как показывает практика, рано или поздно даже таким местам находится достойное применение.
Я не смотрю по сторонам, не смотрю на Риддла, но слышу позади себя его шаги - да и чувствую спиной, что он не отстает от меня. Странный это человек, странные ощущения вызывает своим присутствием - каждых раз, когда он оказывается рядом, я почти физически чувствую то, что он рядом. Не сказала бы, что это приятные ощущения, но, кажется, за много лет я успела с ними свыкнуться и воспринимать как неотъемлемую часть личности.
Дойдя до запертой двери палаты, я останавливаюсь. Не спешу отпирать дверь - медленно оборачиваюсь, бросаю взгляд на Риддла - ума не приложу зачем. А, столкнувшись взглядом с равнодушными, почти пустыми глазами и взглянув в лицо, лишенное всякого выражения, я резко отворачиваюсь, чуть поджав губы. Кажется, этот парень неисправим, да и ладно – мне до этого нет никакого дела.
Дверь в палату открывается с негромким щелчком, но в тишине коридора он кажется отчего-то оглушительным и резким – не будь у меня такого самообладания, я бы непременно вздрогнула. Но сейчас ни к чему ни одно лишнее движение.
Сейчас в помещении палаты темно, хот глаз выколи – это ведь в светлое время суток здесь жарит и слепит солнце, сейчас же мне приходится двигаться медленно, осторожно, и не только, чтобы самой не напороться на один из предметов мебели, но и чтобы не стукнуть чем-нибудь пострадавшего. Кем бы он ни был, сейчас он для меня в первую очередь пациент с огромным количеством ранений, которыми следовало бы заняться. И да, акцент делается на ранениях, а не на пациенте.
Его тело благополучно ложится на кровать, я же слегка медлю – чтобы закатить рукава, поудобнее перехватить свою волшебную палочку и сделать шаг к кровати. Затем делаю еще взмах палочкой, шепчу заклинание, и зажигается несколько свечей, удобно установленных в специальные подсвечники у коек. Свет открывает мне весьма печальную картину:
На лице пострадавшего множество кровоподтеков, то же самое можно сказать при осмотре всего тела, также у мужчины сломано несколько пальцев, однако больше никаких физических повреждений я не обнаруживаю. Риддл прав – только магия, причем темная магия. Впрочем, есть здесь и обычные заклинания, например удушающее, несколько более сильное, чем Ахелитус,  после которого легкие больного работают весьма нехотя, и мне приходится наложить несколько весьма изощренных «Анапнео», дабы хоть как-то прочистить его дыхательные пути. Это успехом назвать трудно – лишь самое элементарные.
- Целый набор, - бормочу под нос, однако в голосе не звучит ни страха, ни осуждения – лишь констатация факта. Признаться – это довольно интересный случай, который вызывает у меня больше энтузиазма, чем паники. Другой вопрос – насколько затянется его изучение и успею ли я уложиться в ночь, пока меня на дежурстве не сменит мой коллега. Впрочем, думаю, что это тоже не будет слишком большой проблемой. Все знают, что я люблю оставаться на дополнительные смены.
Моя палочка несколько раз скользит над телом пострадавшего, всего несколько слов шепотом, затем – секундное свечение. Затем оборачиваюсь к Риддлу.
- Физически он будет готов уже в ближайшие часы – это дело всего нескольких зелий. Сложных, но возможных, - говорю я, вертя в руках волшебную палочку. Затем снова поворачиваюсь к больному. Беру его ладонь в руки, направляю на нее волшебную палочку: - Episkey. Ferula.
Повторяю заклинание несколько раз. Пальцы восстанавливаются – очередные ничего не стоящие заклинания, которые при желании может вылечить любой школьник.
- Во всем остальном – я не знаю, сколько понадобиться времени на то, чтобы он хоть немного пришел в себя. Я не говорю, что это невозможно, но стоит учесть, что подобная «поломка» сознания много стоит, - говорю я, опять отстраняясь от больного. – Также, боюсь, мне придется привести его в себя, чтобы ненароком не повредить ему мозг еще сильнее во время лечения. За психику ручаться не могу – здесь может быть что угодно.
Отхожу от больного, откидываю назад выбившиеся из прически пряди волос, после чего поднимаю голову, дабы посмотреть на Риддла. Мой взгляд продолжительный, почти испытывающий – он знает, что мне может быть нужно.
Вообще-то, я собиралась пойти в подсобку за зельями (еще бы сделать это так, чтобы никто не увидел, какие зелья я забираю), но все же медлю. Обычно нам не обязательно выражать свои мысли и желания словами – все может быть понятно и без этого.
Около подсобки никого нет, поэтому я благополучно произношу несколько отпирающих заклинаний запертой секции, а когда оказываюсь в тесной коморке, мне трачу всего пару секунд на то, чтобы взять нужные мне пузырьки.
В палате я тут же подхожу к постели больного, не глядя на Риддла, приподнимаю голову пострадавшего, вливаю в его рот поочередно содержимое всех флаконов. Затем аккуратно укладываю его голову на подушку. Снова достаю волшебную палочку, прикасаюсь ей к виску парня.
- Поехали. Enervait.

Отредактировано Olive Hornby (2014-04-22 23:57:27)