Marauders: Pumpkin juice! |
|
Hic sunt leones - Minerva McGonagall Педсовет - Alice Longbottom Уроки этикета - Remus J. Lupin |
|
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » До 1974 » Кубизм в Британии
1. Участники:
Xenophilius Lovegood, Minerva McGonagall
2. Дата и место действия:
26.12.1964, седьмой этаж Хогвартса, вечерело (с)
3. Описание:
Художественные экзерсисы в разрезе Трансфигурации, или качественное времяпреповождение второкурсника Рейвенкло в рождественские каникулы.
Ксенофилиус катался на лестнице. Он знал их распорядок, и особенно любил эту, пятичасовую лестницу, которая с недолгими остановками сменялась таким образом, что совершала полный цикл по этажам.
Были рождественские каникулы, он никому не мешал. И ему никто не мешал, кроме тех слизеринцев, что сегодня днем спрятали куда-то его сумку. А в общем, и они помешали не сильно: во-первых, сумка всегда рано или поздно находилась, а во-вторых, в этот раз ребята, наверное, не подумали. Ну зачем ему учебники, если нет занятий, и если все хорошие книги всё равно можно взять в Библиотеке? Нужно будет потом сказать им об этом. Вдруг они не знают.
Ксенофилиус всегда был рад поделиться знаниями. Тетя говорила, что поэтому у него и нет друзей, но он сомневался, что дело только в этом. В прошлом году три остальных факультета считали его заучкой, в этом за плохую учебу обиделся уже свой собственный. Он ничего не мог поделать. Наверное, когда тебе двенадцать лет, ты уже слишком взрослый, чтобы начинать постигать хитросплетения человеческого общения – это время для того, чтобы заниматься уже более серьезными вещами. Немного грустно, конечно, но только немного, потому что Ксенофилиус никогда не был одинок. Вокруг него было такое разнообразие жизни, обитающей в стенной кладке, в воздухе, под землей, что, наоборот, сложно было остаться одному.
Еще он научился создавать маленький синий похожий на светлячка огонек, повсюду следующий за ним до выгорания, и назвал его Мистер Патрик. С Мистером Патриком всегда можно было обсудить любые насущные вопросы.
Но сейчас в этом не было нужды. Переплывая на ступеньках от пролета к пролету, Ксенофилиус предавался своим обычным легким и необременительным мыслям. Ну, тем, что об истинной сути вещей.
В опустевшей школе было тихо и гулко, только в одном из колодцев-коридоров звенело характерное хихиканье Пивза, да дремотно переговаривались портреты на стенах. Они отпраздновали Рождество довольно бурно - вечером в Сочельник мальчик насчитал на просторном пейзажном полотне недалеко от гостиной не менее сорока человек с разных картин, и все они хором распевали «Зеленые рукава» и «Сорок семь куплетов о Венделине Странной». Наверное, оттого, что пение было слишком громким, некоторые до сих пор и говорили шепотом, и протестовали против того, чтобы зажигать огни в полную силу.
Как называется место, где исчезают нарисованные люди, когда уходят с рам? Плоское это место или объемное, и кем они там становятся? Может быть, расщепляются на краски и воспоминания? Или там просто темнота и пустота, такая страшная, сквозь которую хочется побыстрее пробежать, чтобы вновь оказаться на холсте и существовать?
От последней мысли он поежился. Ему стало всех их жалко.
И к нему пришла идея.
Спрыгнув на площадку, он помахал лестнице на прощанье и вошел в коридор седьмого этажа, на ходу выпутывая из мантии палочку. Палочка в магазине Олливандера ему досталась ужасно длинная, и он был с ней, как с хворостиной, но тетя сказала, что скоро он вымахает как жердь, потому что все мужчины-Лавгуды жерди, и тогда всё станет гармонично. Ну ладно.
Рыцарю на портрете не очень понравилось, что на него наставили палочку.
- Эээ, малой, - очень не рыцарственно сказал он и бряцнул щитом. – Кыш.
- Не переживайте, сэр, - утешил его Ксенофилиус, - я просто выпущу вас погулять в наше трехмерное пространство. То есть сюда, в коридор. Не волнуйтесь, я знаю заклинание.
Он был уверен, что знает. Профессор МакГонагалл рассказывала о нем совсем недавно – заклинание придания формы. Фигуры на картинах казались объемными, но это происходило в пространстве картины – следовательно, чтобы выйти с рамы вперед, им нужно было еще больше формы, чтобы быть объемными уже здесь.
- Сircuitus, - уверенно скомандовал он.
Сработало отлично. Только…
- Ой мама, - сказал Ксенофилиус, глядя на полотно, изображающее фигуру, сложенную из серебристых кругов, овалов и кубов. Фигура подняла квадратный кулак и произнесла что-то на гэльском. – Сейчас поправим.
И он перешел к следующему портрету – выяснять, как надо было правильно…
Сircuitus - на лат. "объем", но чаще - "окружность". Упс.
[AVA]http://funkyimg.com/i/27sEj.jpg[/AVA]
Отредактировано Xenophilius Lovegood (2016-02-02 16:51:50)
Время после Рождества входило в перечень самых любимых Минервой кусочков года. Конечно, она абсолютно по-кошачьи любила дремотное тепло, но зима была безусловно прекрасна, если смотреть на нее через окно, расписанное тонкими морозными узорами. Было что-то волшебно-чудесное, полное сказочного ожидания чего-то восхитительного, как в детстве, в укрытом пушистым белым ковром земле. Особенно ночами, когда снег искрился и переливался крошечными искорками в свете Луны и звезд.
В детстве Минерва любила зимними ночами, когда у отца было свободное время, выбираться с ним на улицу. Пастор тащил за собой сани, в которых сидела тепло закутанная в теплые вещи, как капуста в листья, дочка. Малышка фактически лежала на них, а перед глазами плыло чернильно-синее небо, усыпанном мириадами бриллиантиков-звезд. Эти воспоминания до си пор оставались одними из самых счастливых, и именно они приходили на ум первыми, когда речь заходила о зиме.
Рождество заставляло коридоры Хоггвартса опустеть. Большинство учеников разъехались на каникулы по домам, чтобы встретить один из важнейших праздников вместе с семьей. Минерва иногда тоже выбиралась в это время из школы, чтобы отправиться в родительский дом, куда съезжались братья с семьями, но в этом году ей отчего-то не хотелось. Может, потому что в окружении трех счастливых семей она бы чувствовала себя немного неуютно. Или просто потому, что ей хотелось в этот раз остаться в Хоггвартсе и встретить праздник с Альбусом, Помоной или кто там еще из преподавателей решит остаться в школе.
Без учеников в коридорах было пустовато. В дежурстве не было необходимости, потому что те несколько человек, кто остался, едва ли могли учинить нечто такое, чтобы нанести большой урон школе, её имуществу или себе самим. В основном потому, что принадлежали они к домам Рейвенкло и Хаффлпаф, а Грифиндорская башня пустовала к огорчению Полной Дамы, но тихой радости преподавательского состава, надеявшегося на спокойные праздничные каникулы.
В простом темно-зеленом шерстяном платье, с в кои-то веки распущенными волосами Минерва самой себе казалась привидением, тихо скользящим над полом. В том, чтобы бродить по темным коридорам, даже не зажигая света, а ориентируясь в полумраке, рассеиваемом лишь лунным светом, косыми лучами падающим через стрельчатые окна, было какое-то свое особенное удовольствие. И сейчас это можно было делать невозбранно.
Минерва прошла от башни Гриффиндора вниз, к холлу, потом отправилась снова наверх, вспоминая, как в первый свой год в Хоггвартсе, любила кататься на лестницах. Еще ей нравилось сидеть в каменной нише неподалеку от гостиной Рейвенкло… Как же казалось давно это было!
Внимание волшебницы привлекли голоса портретов, показавшиеся какими-то слишком возбужденными. Они доносились издалека, но уже на таком расстоянии казались крайне недовольными и сердитыми, так что женщина решила проверить, что стряслось. Причин для паники и бунта у обитателей и обитательниц картин не было – в заснувшем на время рождественских каникул замке никто не тревожил их покоя ярким светом, громким топаньем в попытке убежать от застукавшего во время нарушения школьных правил Филча или иным недостойным образом. Так что в коридорах должны были царить мир, спокойствие и благодать.
Темный коридор быстро закончился развилкой, на которой профессор МакГонагалл повернула налево. Голоса портретов стали слышны ближе, и, что странно, в них уже слышались истерические нотки. Стало возможно различать отдельные слова, а не только гул, так что теперь Минерва отчетливо понимала, что обитатели полотен кого-то ругают. Какого-то мальчишку, творившего невообразимое и возмутительное. Волшебница вздохнула и еще ускорила шаг, пока не случилось что-нибудь действительно катастрофическое.
Огонек на конце волшебной палочки выхватил расширившийся коридор, посреди которого стоял светловолосый мальчик, в котором Минерва узнала Ксенофилиуса Лавгуда. Ребенок стоял с палочкой наперевес (иначе и не скажешь, потому что его выбрала длинная, как хворостина, палочка) и что-то колдовал. Взгляд женщины упал на одну из картин, где раньше был изображен какой-то знаменитый в свое время рыцарь-волшебник. Профессор МакГонагалл никогда не была очень уж сильна в истории, да и не это волновало ее сейчас. Вместо парадного портрета величественного мужчины в полном доспехе и прочем облачении сейчас на полотне красовалось хаотичное нагромождение кругов, овалов, квадратов и даже треугольников разных цветов, среди которых преобладало серебристо-серый (видимо, от доспеха) и алый (а это уже от торжественно наброшенного на плечи плаща). А при более детальном осмотре оказалось, что данный исторический персонаж – не единственный пострадавший, из картины превратившийся в творение кисти художника в стиле то ли кубизма. Минерве моментально поплохело, а заметившие ее полотна заголосили с удвоенным энтузиазмом, видимо, надеясь, что появление преподавателя спасет от смены жанра хотя бы их.
- Мистер Лавгуд, что Вы здесь делаете? – строго спросила женщина, привлекая внимание юного дарования к себе. Оказывается, на подвиги, от перспективы ликвидации которых становится дурно, способен не только ее факультет…
Обернувшийся на голос Ксенофилиус на несколько секунд замешкался, но не потому, что не мог придумать, с чего начать свой рассказ.
Приложив ладонь лодочкой к глазам, он испытующе исподлобья всмотрелся против голубоватого света, мерцающего на конце чужой палочки, и пришел к выводу, что звук не соответствует изображению. Голос определенно принадлежал декану Гриффиндора, но у профессора МакГонагалл никогда не было всех этих волос.
Удивительно, как меняют человека волосы. Не зря они являются ключевым компонентом оборотного зелья...
- Очень красиво, - невпопад кивнул мальчик, в размышлениях о гомеопатической магии позабыв, что дела у него не очень хороши.
В чувство его привел ощутимый толчок под колено. Он вспомнил и погрустнел.
- Профессор, - произнес он фразу, которая, если верить тетушке, в устах любого Лавгуда внушала в чужие души трепет, - что-то пошло не так…
Ему очень не хотелось потерять расположение преподавателя по Трансфигурации – науке, в последнее время занимающей его всецело и затмившей в его глазах даже астрономию. На луне продолжали жить лунные заяц и жаба, а изрывшие всё кратерами нюхлеры перебрались играть в салочки на спутники Плутона, а созвездие Центавра по-прежнему всегда становилось ярче, когда вставало над Запретным Лесом, где жили земные родственники космических кентавров. Там, в созвездии, должно быть, очень по ним скучали – так сильно, что от этой печали внутри созвездия появилась Туманность Бумеранг – самое холодное место во Вселенной… Да, там наверху было полным-полно интересного, но Ксенофилиус решил, что пора становиться практичным и обратить внимание на то, что рядом, прежде чем рьяно браться за небо. И он обратил. И до сих пор профессор МакГонагалл никогда его не ругала, и было жаль расставаться с этим последним оплотом своей непогрешимости, но поделиться открытиями, сделанными в ходе испытаний, хотелось еще больше.
Ведь в науке всегда должно быть место экспериментам, верно? Как ученый, она должна была понять.
- Оказывается, заклинание объема возвращает нарисованным предметам характеристики тех геометрических фигур, которые художник использовал в самом начале, - объяснил он. – Он же сначала набрасывает все кругами и палочками, да?.. Я собирался придать им достаточную форму для того, чтобы они могли выйти из портретов наружу, но не вышло, - сделав паузу, он задумчиво и слегка смущенно почесал нос. – Ну… с первых раз не вышло.
И он ненавязчиво подпихнул вперед то, что до этого пихало его в ногу – небольшое, дюймов в тридцать ростом, воплощение кубизма. Сложно было сказать, кем оно было при своей портретной жизни. С уверенностью можно было сказать лишь то, что мантия на нем была темной.
Ксенофилиус вздохнул.
[AVA]http://funkyimg.com/i/27sEj.jpg[/AVA]
Кто бы сомневался, что обернувшийся на голос долговязый и худощавый мальчишка окажется Ксенофилиусом Лавгудом - мечтательным и немного странным мальчишкой с Рейвенкло. В последнее время Минерва заметила, что у него неожиданно проснулся особенный интерес к ее предмету, могла бы предвидеть даже некоторые последствия в виде лично организованных экспериментов, но никак не это... Это было как-то слишком, потому что профессор МакГонагалл, которая наивно полагала, что за чуть менее, чем десять лет преподавания, повидала если не все, то почти все, что способны вытворить дети, в первую секунду подумала, что повредилась рассудком. Все эти круги, квадраты и эллипсоиды, разноцветные и весьма громко заявляющие миру и ей о недовольстве своей формой... От такого голова пошла бы кругом, наверное, даже у Альбуса Дамблдора.
- Что? - также невпопад переспросила Минерва, даже обернулась, чтобы посмотреть, не таится ли за ее спиной какая-нибудь из невинно трасфигурированных картин. Потому что по ее мнению ничего другого, что могло бы так привлечь внимание Ксенофилиуса и заслужить столь лестной характеристики, рядом не было.
- Я это уже заметила, - задумчиво хмыкнула женщина, обозревая результаты. Юный мистер Лавгуд выглядел настолько смущенным и расстроенным от своего поступка, что его почти не хотелось ругать. Почти, потому что последствия придется ликвидировать именно ей. – Давайте-ка рассказывайте, что именно Вы делали здесь, какие чары применяли и как взмахивали волшебной палочкой.
Первым, что приходило в голову, глядя на все эти творения кубического гения, так это закравшаяся в экспериментальную работу Ксенофилиуса ошибка. Неверно или нечетко произнесенное слово, неправильный взмах волшебной палочкой или вовсе неудачно выбранная или неподходящая чара – чаще всего именно по одной из этих причин юные дарования в попытке сделать из табуретки козу получали грозовое облачко с ливнем над своей головой.
- Так, значит, Вы использовали заклинание объема… - задумчиво проговорила Минерва, рассматривая картины. – Теоретически – да, сначала художник набрасывает композицию кругами и ломаными, чтобы примерно представить, как будут располагаться предметы на картине и поместится ли вообще на холсте все, что он хотел изобразить. Потом он уточняет примитивные контуры, после чего с помощью красок и игры теней света придает объем своему творению, - женщина прошлась вдоль ряда картин. Почему-то изображенное на полотнах распалось на геометрические примитивы, но не утратило цветность. Это было как-то непонятно. – А с последующих? – вздохнула волшебница. Словно в качестве ответа, будучи ненавязчиво подпихнутым коленом, вперед выступило нечто, заставившее профессора МакГонагалл на несколько секунд потерять дар речи. Это была собака. Наверное. Когда-то. По крайней мере, женщина помнила, что в этом коридоре висел на стене портрет некоего волшебника с его любимым псом. Именно за это славное животное и решила принять состоящее из золотисто-коричневых кругов, овалов и нескольких других фигур существо.
- Видимо, это наиболее удавшийся результат опыта? – задала риторический по сути своей вопрос волшебница, обходя вокруг диковинное чудо кубической природы и внимательно его изучая. Создание пыталось повернуться следом, виляя круго-прямоугольным хвостом. Обреченно вздохнув, Минерва покосилась на возмущенно галдящие портреты, предчувствуя, что сейчас ропот превратится в нешуточный визг. Потому что она ничего и не понимала, а способ выяснить, что же такое сотворил мистер Лавгуд, виделся женщине только один. – Показывайте, Ксенофилиус, как Вы все это трансфигурировали?
Вы здесь » Marauders: Pumpkin juice! » До 1974 » Кубизм в Британии
